Ожидание Соломеи - [5]

Откуда тринадцатилетний ребенок достал деньги на дорогие подарки, до сих пор осталось загадкой.

Если мать, не дай Бог, заболевала, Миома становился для нее самой лучшей сиделкой. Он с утра до ночи что-то варил, смешивал какие-то лекарства, кормил мать с ложки и сидел возле ее изголовья все ночи напролет.

Несмотря на такую сильную любовь, в ней не было ни толики сексуального звучания. Ни один, даже самый плохой, психолог, проанализировав психику Миомы, не смог бы настаивать на присутствии Эдипова комплекса. Просто Миома так любил и почитал свою мать, как не любят и не почитают со времен Ветхого завета.

В четырнадцать лет Миома решил, что обладает какими-то сверхъестественными способностями. То ли он начитался популярной литературы, то ли насмотрелся на себя в зеркало, но, во всяком случае, в течение года тестировал свой организм на аномальные проявления. Он раскладывал в одинаковые конверты картинки с изображением кругов и квадратов, после тасовал конверты и пытался определить ладонью, где квадраты, а где круги.

Обычно попаданий было лишь процентов на двадцать, как и у всех нормальных людей… Затем он бросал в наполненную водой тарелку бумажку и усилием воли заставлял ее прибиться к краю. Но бумажка всегда оставалась в центре тарелки и плыть никуда не хотела.

Миома посещал какой-то кружок, в котором собирались всякие спириты и медиумы, слушал тайные лекции по астрологии и наблюдал всевозможные опыты мистического характера. Ему часто предлагали включиться в какой-нибудь опыт, за глаза считая лысого и немого подростка выдающимся экстрасенсом. Но он всегда отказывался, и присутствующие оправдывали это тем, что он не хочет тратить свою энергию на пустяки, а экономит ее для выхода в астрал.

Как-то дома Миома пытался усилием воли зажечь настольную лампу, а когда она после пятиминутного воздействия вдруг вспыхнула, дерзкая, он так обрадовался, что чуть было не лишился сознания. Закрутившись на месте волчком, сжавшись от радости в пружину, он неожиданно увидел стоящую в дверном проеме мать. Это она включила свет, неслышно войдя в комнату.

Миома пришел в бешенство. Сначала он побледнел, его губы напряглись резинкой, но затем, подрожав мгновение, растянулись в корявую улыбку; потом он подошел к матери, нежно ее обнял и поцеловал в лоб…

На этом его паранормальные эксперименты закончились, он бросил посещать кружок, и впоследствии у него появилось следующее увлечение.

Миома перешел в девятый класс и, как все, должен был посещать уроки начальной военной подготовки. Я с нетерпением ждал его появления в классе, но на первый урок ом не пришел, как, впрочем, и на все последующие. В своей объяснительной записке он сообщал, что не приспособлен для военного дела, что слаб здоровьем и что врачебная комиссия военкомата уже освободила его от прохождения действительной службы, поэтому Миома считает нецелесообразным посещать мои уроки.

Сначала я разозлился, прочтя его объяснения. Так долго прождав формального повода, чтобы узнать Миому поближе, и лишиться своего права, когда уже дождался! Я отправился к директору школы и сказал, что считаю болезнь Миомы чистой воды симуляцией и что неплохо было бы проверить в военкомате достоверность болезни ученика. Директор посмотрел на меня с укоризной и предложил самому заняться проверкой, сказав напоследок, что мальчик много тяжелого перенес в своей жизни, что у него престарелая мать, а отец скончался, сам же он болен на самом деле, и это видно даже по его внешнему облику.

Раздосадованный, я позвонил из учительской в военкомат, и мне подтвердили, что Миома признан негодным к армейской службе даже в военное время.

Но я-то чувствовал, что Миома здоров, я был уверен, что каким-то образом ему удалось симулировать свои болезни, но доказательств у меня не было.

И мы вновь стали встречаться у окна.

Теперь Миома стал открыто выражать свое превосходство, не скрывая улыбки и издевательских ужимок. Казалось, он узнал, что я ходил к директору школы, а после звонил в военкомат, и теперь праздновал надо мною победу. Все в его облике говорило о том, что мне, учителишке военного дела, никогда не достичь его умственного уровня, надень на меня даже генеральские погоны.

Позже я понял, как был не прав.

У Миомы был приятель в классе, который с десяти лет был увлечен физикой. Его отец был крупным физиком-ядерщиком, и в лице сына он обрел своего последователя.

Миоме было удобно сосуществовать со своим приятелем, так как тот был тоже молчалив, никогда не лез с вопросами, целиком поглощенный миром формул и физических явлений.

Как-то Миома зашел к нему в гости, уселся на подоконник и думал о своем, пока юный ученый чертил какой-то график в тетради. Неожиданно мальчик вскочил из-за стола, вытащил что-то из шкафа и в зажатом кулаке протянул Миоме.

– Показать, что у меня есть? – спросил он.

Миома кивнул.

Физик расправил ладонь, на которой лежала маленькая запаянная колбочка с каким-то темным веществом, и спросил, знает ли он, что это такое.

Миома безразлично оглядел его ладонь и пожал плечами.

– Это обогащенный уран, – пояснил физик и, не увидев в Миоме должной заинтересованности, добавил, что из него делают самые мощные в мире бомбы.