Ожерелье вечности - [33]

Вернувшись домой, приняв освежающий душ, она с наслаждением поужинала фруктовым салатом. Мимолётное досадное воспоминание о фруктах и Николае не испортили её здорового аппетита. Уже засыпая, она вдруг поняла, что он сам и не вызывал раздражение, даже наоборот, симпатию. А ворон так вообще для неё, натуралистки, был настоящим шоком, этаким извращением, что ли…

Ночью её мучили кошмары, и главным действующим лицом был говорящий ворон, поучающий её жизни и постоянно сомневающийся в ней: то в её привлекательности, то в профессиональной пригодности, то, в конце концов, вообще в её существовании. Встав от этого в самом скверном расположении духа, она позавтракала, не ощущая вкуса и вскоре пожалела об этом, — какая-то тошнота стала одолевать её. Вообще, похоже, было, что она заболевала. Осознав это, она пошла в медицинский отсек дома и с неудовольствием обнаружила там своего соседа Гришу, которого не выносила только потому, что тот проявлял к ней нескрываемый интерес и был несколько назойлив в этом. А Мария была девушкой своенравной, с гипертрофированным чувством собственного достоинства — своего рода маской защиты от окружающих. Когда родители погибли в очередном путешествии, сплавляясь по горной реке, Маша осталась одна — одинёшенька на белом свете в четырнадцать-то лет. Горе не прошло, оно просто немного притупилось, выстреливая иногда чёрными приступами отчаяния. Даже дом, такой внимательный и заботливый, отступал перед этими приступами, перед их накалом. Лишь потом старательно залечивал депрессию травками и развлечениями, используя все доступные ему средства — от демонстрации любимых ею микрофильмов до гипносна. Друзья родителей, обеспокоенные её состоянием, походатайствовали, где надо, чтобы, в нарушение всех правил, ей, малолетней, позволили работать в заповеднике, надеясь, что это отвлечёт и займёт её. Расчёт оказался верным. Маша с удовольствием и старанием занималась работой, вкладывая в неё всю душу. Поэтому после вчерашнего удара по её самолюбию она даже заболела, не понимая, чем вызвано это явное недоверие к ней. Гриша что-то самозабвенно блеял о том, что такой зрелой девушке, как Маша, пора бы подумать о естественных потребностях организма, чтобы не разбалансировать гормональную сферу. Намекая, видимо, что самый лучшим объектом для регуляции баланса в обозримом окружении является, конечно, он. Такая забота о её гормональном балансе так взбесила Машу, что она, недолго думая, повернувшись к нему спиной, сказала:

— Про свой ничего не скажу, а вот твой гормональный баланс уже походит на дисбаланс, в женскую сторону, конечно. Ты стал жирным и голос приобрёл визгливость, обрати на это внимание. Проверь, всё ли у тебя самого в порядке, — она улыбнулась про себя, отметив его враз вытянувшуюся физиономию. Потянувшиеся к нему щупальца дома сразу опутали его, проводя диагностику. Судя по его паническому виду, ему предстояла полная диагностика, которая может занять, по крайней мере, полчаса.

Удовлетворённая, что хотя бы полчаса он помолчит, сосредоточившись на своём драгоценном здоровье, Маша с вздохом попросила Дом продиагностировать и её. Приятная полудрёма охватила её, не прошло и десяти минут, как на дисплее показался результат, но он был странным — она абсолютно здорова. И, правда, тошнота ушла, нервозность была снята, осталось только какое-то непонятное чувство, как будто её обманули. Вздохнув, мимо расслабленного Гриши, Маша, опустив голову, пошла к автолёту. Почему-то сегодня хотелось остаться дома, понежиться в приятном тепле и заботе, поесть чего-нибудь не столь полезного, но столь приятного, как, например, любимые эклеры. Но она сделала над собой усилие, укорив, что совсем "раскапустилась", подняла голову и, расправив плечи, подошла к автолёту.

Уже в полёте, раздумывая над вчерашним происшествием, она поняла, что, пожалуй, погорячилась. Николай, небось, не по собственной воле оказался здесь, и, если он выполняет правительственное задание, её долг, по крайней мере, не мешать ему своими капризами, а всячески помогать. Поэтому, как ни крути, а налаживать отношения нужно…

После обеда, вдоволь налюбовавшись на игру котят уссурийского тигра, от души посмеявшись над их ужимками, сидя в автолёте, Мария поймала себя на мысли, что она намеренно оттягивает время, лишь бы не извиняться перед Николаем. Ей стало стыдно, поэтому, насобирав лесной малины, она отправилась к домику. Николай как будто ждал её, посиживая на лавочке в широкополой шляпе и свободной навыпуск рубашке. Шорты и босые ноги придавали ему вид дачника. Мария даже немного поколебалась, вовремя ли она. Платон где-то отсутствовал, видимо.

— О, это Вы, да ещё с гостинцем! Ну, теперь-то точно не отвертитесь от чая, — с располагающей улыбкой сказал Николай и поспешно открыл дверь, пропуская Марию внутрь.

Мария, поставив туесок с малиной на стол, сказала:

— Извините мою горячность. Лично Вас это не касается, просто мне показалось обидно, что мне не доверяют и не считаются. Вы понимаете?

— Маша… Можно Вас так называть? — и, получив подтверждающий кивок головой, продолжил Николай, — Вы могли бы и не извиняться, я Вас прекрасно понимаю. Пожалуй, это даже моя ошибка, мне нужно было заранее предупредить Вас о своём появлении, тогда для вас это не было бы таким неприятным сюрпризом, верно?