Ожерелье вечности - [13]

Любовью называть не смейте

Влечения обыденную суть,

На рану мне бальзам не лейте,

Пытаясь словом обмануть.

Пустышкой оказалось чувство

И пепел ветром разнесло…

Моих мечтаний горькое искусство

От катастрофы не спасло.

Они ускорили развязку,

Пред выбором поставив вас:

Или реальность, или сказку?

Вы не ошиблись в этот раз!

Спасибо Вашему испугу,

Что не зашёл так далеко

Мой сбой с наезженного круга,

Но сожаленье велико…

Мне жаль Вас, милый, и поверьте,

Не для рисовки говорю:

И гнев свой "праведный" умерьте —

Совет не прошенный дарю.

Дарю Вам мир отчаянья и горя,

Каких Вам испытать не довелось,

Дарю любви неразделённой море

Моей души, — излить не привелось…

Примите это всё в подарок,

Ценнее боли в жизни нет,

Когда останется огарок

От свечки жизни — в поминанье лет…

Максималистка. Всё или ничего. Он почувствовал себя неуверенно и тревожно, поднял голову и торжествующий вид Мистера Крыса резанул глаза. Гнев и злость захлестнули его:

— Витюша, а ну, стряхнём-ка с этого субчика лишнюю самоуверенность!

Рывок — и заветный флакончик оказался в руке у Николая. Мистер Крыс пошатнулся и посунулся носом вперёд, потеряв равновесие, но оказавшийся сзади Витюша пустил пару разрядов в ноги противника и тот, быстро выпрямившись, вдруг взмыл вверх.

— Отдай, это моё! Тебе всё равно это не принесёт никакой пользы!

— Нет, как раз это моё и есть. Всё моё детское горе заключено здесь. А ты, как вампир какой, питался моими отрицательными эмоциями и радовался каждой моей промашке. Хватит, этому больше не бывать! Больше никто, слышишь, никто не будет судить меня, кроме меня самого. Всё, свободен. Уноси ноги, пока цел.

Но Мистер Крыс не успокоился и попытался выхватить флакон у Николая, который, увернувшись, открыл пробку и плеснул содержимым флакона в него. Раздался страшный визг. На месте попавших брызг появились дыры, которые, увеличиваясь в размерах, как кислота, разъедали тело Мистера Крыса. В конце концов, всхлипывая и булькая, тот совсем исчез из виду. Николай и сам не ожидал, что его детские слёзы окажутся столь страшным оружием. Он аккуратно закрыл флакончик и припрятал в карман, полагая, что, видимо, в таком экзотическом месте требуется такое же экзотическое оружие.

Оставшаяся ночь прошла спокойно. Мане не стали рассказывать все подробности происшедшего ночью, объяснили лишь, что Мистер Крыс их больше не потревожит.

На следующий день к вечеру вдали показался Водобор. Город мало чем отличался от Угора, разве только большой пристанью, о которую бились морские волны.

Уставшие, но довольные, что погони не видно, наши путники въехали в город, договорившись с Витюшей, что он найдёт их позже ночью, проверив предварительно, где осталась погоня. Как оказалось позднее, стражники во главе с Кохрром потеряли след нашей парочки в Водоборе и, по зрелому размышлению, оставили это занятие, — искать иголку в стоге сена.

Y.

Дядя Мани Лукас, хозяин небольшого баркаса, промышлял рыбалкой, имел небольшой домик, который четверо ребятишек наполняли суетой и гомоном. Его жена, рыжая Эльза, была радушной и гостеприимной хозяйкой, умеющей даже явную бедность обстановки содержать в такой чистоте, что всем было уютно и тепло в этом доме. Когда-то, ещё мальчишкой, Лукас, уйдя из родительского дома в Угоре на поиски лучшей доли, прибился к рыбачьей артели. Годы упорного труда дали ему возможность скопить на баркас и купить этот небольшой домишко. Женившись на дочери хорошего своего товарища конопатой Эльзе, он чувствовал себя вполне счастливым. С возрастом он стал похож на этакого добродушного медведя, продублённого морскими ветрами. Племянницу он встретил с радостью, а к Николаю отнёсся с осторожностью, объясняемой, видимо, неопределённостью статуса его по отношению к Мане. Но, поговорив с Маней и узнав их приключения, Лукас предложил пожить у него, пока всё не образуется.

Так, чтобы не быть в тягость хозяевам, Маня стала помогать Эльзе по хозяйству, а Николай стал тоже рыбаком. Выходя с Лукасом в море, работал за троих, чем заслужил его уважение. Удача наполняла их паруса и улов был вдвое, втрое больше обычного, что вызывало зависть у соседей. Витюша иногда появлялся ночью, пугая гуляющие на набережной парочки и рождая невероятные слухи и легенды о якобы призраке юноши, покончившего с собой в результате неразделённой любви. Под восторженные крики детворы он устраивал небольшие фейерверки и был обожаем ими, чему и сам был несказанно рад. Видно, это всё как-то и подвигло его на несколько необычную жалобу, которую он, стесняясь, исходя весь смущёнными желтыми искорками, высказал Николаю:

— Как мне хотелось бы тоже иметь семью или хотя бы родственную душу, но, сам понимаешь, в моём нынешнем положении и мечтать об этом не приходится.

Николаю невольно стало смешно, скрывая улыбку, он на полном серьёзе пообещал Витюше подумать о том, как ему помочь с этой бедой. Так как женских скелетов в шкафу у Николая не наблюдалось, требовалось найти другой, более подходящий выход. И случай, конечно же, представился.

По местной легенде несколько лет назад здесь жила молодая ведьмочка, которая по недомыслию пакостила ближним соседям, — то только что пойманная рыба стухнет в одночасье, стоило ей только посмотреть на неё; то парни вдруг бросали своих невест и, как зачарованные начинали осаждать её дом; а то с утра погожая погода сменялась вдруг шквалом, не давая выйти в море. Звали её Голда. Говорили, что она была необыкновенно хороша. Золотистый загар покрывал её точёную фигуру и золотого же цвета волосы крупными локонами укрывали ей спину. Необычного медового цвета глаза дополняли гамму цвета золота. Бабка её померла, когда Голда была совсем ещё девочкой, успев передать ей кое-какие знания по колдовскому делу. Общее отношение жителей города к этой семье всегда было не самым лучшим. Как обычно, люди боятся того, чего не понимают и не могут понять в принципе. К услугам бабки, а потом и Голды прибегали в основном женщины, пытавшиеся отбить охотку своих мужчин, кто к выпивке, а кто к сопернице. Шло время и число брошенных невест и неприкаянных влюблённых парней росло, рождая уже не только недовольство, но и ненависть к ведьме. Особенного накала страсти достигли тогда, когда от Голды потерял рассудок в прямом смысле этого слова сын местного богача. Страшно людям было смотреть, как он, двадцатилетний парень, сидит целыми днями на берегу, сеет песок в ладонях, потеряв интерес ко всему миру. Понятно было и горе родителей, которые, чтобы спасти положение, пришли к Голде и попросили, чтобы она или приняла его, или отпустила, на что та издевательски засмеялась и отказалась чем бы то ни было помочь. Никто не удивился и не стал её искать, когда выяснилось, что той же ночью она исчезла. Лишь рыбаки, приставая к Одинокому островку в море, чтобы пополнить запас пресной воды, рассказывали, что видели её призрак, который, стеная, просил о помощи. Рассказывали, что влюблённый парень после этого утонул в море, как будто идя на её зов. Родители его спешно продали всё своё имущество и уехали совсем из города.