Ожерелье голубки. Райский сад ассасинов - [31]

С тех пор, как он увидел императора своими глазами – правда, только издали, – в нем опять проснулся охотничий раж, который посещал его всякий раз, когда ему поручали наблюдение за какой-либо персоной. Но что такое те случаи против этого! Бенедикту предстояло распутать сложнейшую тайну, ключи от которой находились у самого высокого из земных правителей. Бенедикт знал, что ему не представиться возможность задать вопросы самому императору. И все же он выяснит правду. Разве Фалес Милетский не вычислил высоту башни, на которую он не поднимался? Ни разу он не касался ее! Но смог сделать расчеты, потому что ему были известны несколько важных параметров башни: угол обзора, дистанция. Но прежде всего он обладал способностью производить операции с данными величинами.

Точно так же поступит и он, Бенедикт. Потом останется лишь суммировать факты. Снова и снова он перечитывал описание личности императора, которое составили для него два брата по Ордену, бывшие с императором Фридрихом в Иерусалиме и знавшие его не понаслышке:

«Он невысокого роста – скорее, коренастый. У его волос пшеничного цвета красноватый отлив. Подбородок и щеки он чисто бреет. Серо-голубые глаза большие и выдают его необычайно живой ум, образование и силу воли. Он владеет арабским, так же хорошо, как латынью; говорит по-итальянски, по-немецки, по-французски, и по-гречески. Он одаренная и разносторонняя личность. Он специалист во всех механических искусствах, интересуется научными и философскими вопросами. Но больше всего его радует соколиная охота. Он написал об этом книгу «De arte venandi cum avibus» («Об искусстве охоты с птицами»). К тем, кто это заслужил, он щедр, но не расточителен, хотя обладает большими богатствами, чем другие земные владыки. Врагам он оказывает меньше милости. Кто завоевал его дружбу, владеет ею навек. Лишь немногие князья прощали вероломство и измену друзей так великодушно, как он. Он – несравненный ценитель женского очарования и содержал, подобно мусульманам, целый гарем прекрасных женщин. Неоднократно отлученного папой от церкви, окруженного телохранителями-мусульманами и восточными учеными Фридриха считают безбожником».

Далее следовал целый список его любимых блюд, пристрастий и привычек. Бенедикта, как уроженца Страсбурга, особенно обрадовало следующее: «Из всех городов его империи больше всего ему нравятся города Эльзаса».

В конце донесения имелась пометка: «Неоднократно проходил слух, будто император Фридрих не является настоящим сыном императора Генриха и императрицы Констанции, так как той уже на момент их свадьбы исполнилось свыше пятидесяти лет. Говорят, она имитировала беременность и велела украсть новорожденного младенца, чтобы подарить королевскому дому наследника. Но этому противоречит клятвенное заверение аббата Иоахима да Фиори, который свидетельствует о том, что императрица для избежания любых подозрений велела разбить палатку на рыночной площади Ези, куда явилась в час родов. Она потребовала, чтобы собрались все вельможи, дамы и господа, чтобы увидеть ее роды и убедиться тем самым, что это ее ребенок».

Бенедикт неоднократно перечитал биографию императора, однако его личность по-прежнему оставалась для него незнакомой. Что за человек! Немецкий император, который правит на Сицилии как султан! Он богаче и успешнее, чем все его предшественники. Он образован, как ученый, и безбожен, как еретик. Но имеет ли он хоть какое-то отношение к убийству в Кельгейме? И если это так, то у кого, кроме Бога, есть власть судить его за это? Разве не велели даже помазанники Христовы устранять своих нежелательных противников? Неважно, был ли виновен Фридрих? Важно понять: какое намерение скрывается за этим безрассудным покушением? Как стало возможным, что один из их лучших людей мира совершил это подлое убийство?

Но где начало этого запутанного клубка?

* * *

В самом сердце города располагался большой сук Александрии, бушующее море красок и ароматов. Орландо щупал сукно, мягкое и эластичное, как нежнейший королевский горностай. Почти все ткани были известны в Европе только под их арабскими названиями: мохер, муслин, кашемир, ситец, дамаст, сатин и тафта, атлас, парча, вышитая стеклянным бисером из Тиры, который блестел, словно капли росы, а также тончайшего плетения шифон и шелк – легче крыльев стрекозы. Ковры, пестрые, будто цветочные клумбы, цвета шафрана, кармина и индиго. Благородные одежды, которые в Европе носят только короли, шали из Кайруана, обувь из змеиной кожи, с золотыми бубенчиками и длинными носами.

Но удивительнее всего было оружие! Клинки из Дамаска, кривые как ивовый прут. «Еще пылающая сталь прокалывает тело козы. Лишь кровь придает ему живую гибкость. Кровь стремится к крови», – нахваливал торговец выдающуюся силу своего товара. Орландо дивился лукам и стрелам из степной страны Золотой орды, боевым щитам из слоновой кожи, наконечникам стрел из обсидиана, топорам, привезенным из хазарского царства, что возле Каспийского моря, саблям с выгравированными на клинках узорами и ручками из слоновой кости, осыпанными драгоценными камнями. Были и клинки с тончайшими, как волос, каналами для яда, смертоноснее укуса змеи.