Озеро смерти - [35]

— Теперь мальчик со своей матерью.

— Отойди!

— Я не подчиняюсь вашим приказам, командир.

— Тогда мне придется тебя заставить. Мой сын уйдет отсюда со мной, прямо сейчас. И я не скажу «пожалуйста». И тем более не стану лизать зад твоему проповеднику Буббе Гампу. — Брайан поднял над головой пачку бумаг. — И у меня есть судебное решение.

Женщина-полицейский взяла бумаги, и Брайан склонился к окну пикапа:

— Люк, все будет хорошо.

Полицейские изучали бумаги. Посмотрев в сторону, Брайан встретил мой взгляд. Он тяжело задышал, от возмущения лицо пошло красными пятнами.

— Какого черта вы посадили мою сестру в «обезьянник»? Она единственная, с кем разрешено жить Люку. Не с этими уродами.

— Не горячись, приятель, — ответил помощник шерифа.

Из пикапа на землю спрыгнул Пэкстон:

— Делани, неужели ты станешь целый день держать уважаемых людей в таком дрянном месте?

Наконец женщина-полицейский открыла свой широкий рот:

— Боюсь, у нас проблема. По всему, бумаги в порядке, но в порядке были и документы, которые показывала ваша теща.

— Кто?

Она показала на Шенил.

— Это Каламити Джейн. — Брайан окинул Шенил неприязненным взглядом. Ее лицо задрожало, как прокисший пудинг. — Она вовсе не мать Табиты. Мать Табиты покончила с собой два года назад.

Ветер стих, повисла гнетущая тишина.

Первым заговорил помощник шерифа:

— Так. Все до единого поедете со мной в участок.

ГЛАВА 6

Я сидела в одиночестве в комнате для допросов полицейского отделения Чайна-Лейк под яркими лампами дневного света. Рядом не было никого, и мне оставалось лишь рассматривать отделанный пластиком стол, испещренный пятнами сигаретных ожогов. Из вестибюля слышались нарастающие голоса. Кажется, Брайан постепенно превращал участок в зону военного конфликта, хотя бы словесного.

Дверь отворилась, и в комнату вошел краснолицый человек лет за пятьдесят, по виду напоминавший половину говяжьей туши. Человек носил исцарапанные пластиковые очки и дышал тяжело, с присвистом. В руке он держал папку для документов, словно сигару, зажатую между пальцами. Человек сел за стол напротив меня.

— Детектив Маккрекен.

Голос оказался певучим и никак не вязался с внешностью. Когда детектив зачитывал права, мне почудилось, будто он заговорил стихами.

— Если позволите, я хотел бы увидеть письменное заявление, — сказал Маккрекен.

— Хорошо.

Он пододвинул мне бумагу и ручку.

— Пожалуйста, если вас не затруднит, опишите события, происшедшие сегодня днем.

Я плохо разбиралась в полицейских правилах, но эти казались явно нестандартными. Тем не менее я начала записывать. Но не добралась и до середины листа, когда детектив меня остановил:

— Достаточно. Подпишите, и тогда мы сможем побеседовать.

Поставив свою подпись, я подвинула к нему листок:

— Вы могли просто попросить образец почерка.

Достав из своей папки письмо, он сравнил его с тем, что написала я.

— Я не эксперт, но сказал бы, что почерк совпадает.

С этими словами детектив передал мне письмо. Подписанное моим именем, оно начиналось словами: «Дорогая Табита, сука ты». Следовавший далее текст оказался сумбурным, мысль беспорядочно прыгала от одного богатого эпитета к другому — так, как это делает ребенок, посыпая сладкое пирожное карамельными крошками. В конце я прочитала: «Покажись еще раз, и я тебя достану. Тебе не видать Люка, так что можешь его забыть. Я никогда не расскажу тебе, где он. Эван».

Лицо загорелось от возмущения.

— А по-моему, над этой фальшивкой трудился четвероклассник.

— Подпись кажется действительно качественной. Хотя…

Детектив взял написанное мной заявление.

— «Продолжительная эскалация оскорблений… Несоответствующим образом перемещенные документы на право опеки…» Хорошо. Звучит действительно по-другому.

Он выдохнул, присвистнув носом. Потом достал из папки другие бумаги: обычные для такого случая документы и флайер оранжевого цвета, оказавшийся готовым комиксом «Хэллоуин: предчувствие дьявола». На его обороте, копируя шрифт, используемый в телеобъявлениях о пропаже детей, шла надпись: «Пропал без вести». Ниже красовалась фотокопия душещипательного снимка, сделанного на прошлое Рождество: Люк в колпаке маленького гнома. Дальше шла серия рисунков, по замыслу художника объединявшая все возрасты одного ребенка. Табита оказалась чертовски хорошим иллюстратором. Она не упустила даже выпавший снизу зуб.

Маккрекен взвесил в руке мои документы на опеку:

— Мы нашли их в машине.

Я ждала продолжения.

— Вам не предъявят обвинения в похищении ребенка. Но с отделом шерифа придется урегулировать вопрос о нанесении ущерба их автомобилю.

— Я заплачу за разбитое окно.

— Учитывая обстоятельства, я буду рекомендовать отделу шерифа выпустить вас под честное слово или небольшой залог.

— «Учитывая обстоятельства»? Надо же… Какое великодушие с вашей стороны.

Маккрекен размышлял, глядя на меня сквозь поцарапанные очки.

— Если позволите, я посоветовал бы пройти курс по контролю раздражительности, вам и вашему брату.

В самом деле, сообразила я, ударить его стулом по башке — это плохая идея. И сосчитала до десяти.

— Я собираюсь оформить иск в отношении Табиты за инициирование ложного ареста, совершенного по злому умыслу, и преследование человека.