Озеро скорби - [25]

Чарли понятия не имел, сколько они так простояли. Возможно, две минуты, возможно десять; неожиданное видение нарушило его чувство времени. Дрожащие крылья пчел словно собирались поднять ее над землей. Он чувствовал, как душа его стремится к ним, к девушке и пчелам, и стремится вперед силой желания. Он мог бы поклясться, что под ногами у нее был воздух, что земля отстояла от них на чудесный миллиметр, тоньше, чем паутинчатое крыло пчелы.

Когда пчелы, похоже, ею насытились, они улетели так же постепенно, как и появились. Еще мгновение она стояла с закрытыми глазами, словно удерживая в памяти ощущение тысяч крошечных ножек на коже. Потом она вздрогнула, крепко себя обхватила и глубоко вздохнула, этот вздох был подобен тому, который, как казалось Чарли, могла испустить женщина, только что оставленная любовником. Потом она опустила руки вдоль тела и открыла глаза. Чарли с удивлением узнал лицо девушки, вернувшейся на землю с неведомых высот. Это была Брона Скалли, дочь их ближайшего соседа. Кто-то подрезал ей длинные волосы — может, именно поэтому он не узнал ее раньше. Во всей округе только Брону люди жалели больше, чем его. Говорили, что у нее не все в порядке с головой… но он знал, что то же самое они говорили про него. Чарли хотел приблизиться к ней, понять, что она только что испытала. И одновременно с какой-то мягкой, неотвратимой грустью он знал, что никогда этого не сделает. Он знал это точно так же, как знал, что это и было третье странное происшествие, которого он все время ждал.

Глава 8

Красное вино водоворотом закружилось в стакане, а Урсула Даунз наблюдала за осадком, пока крутившаяся жидкость замедлялась и успокаивалась. Вода в ванной почти остыла, а она уже добралась до дна бутылки. Она взяла бутылку и налила себе еще; осталась всего лишь пара дюймов. От резкого движения вино в стакане заплескалось, и несколько капель попало в воду. Урсула наблюдала, как темно-красные кольца погружались все глубже, постепенно уменьшаясь, пока не исчезли вовсе. От вина голова стала тяжелой. Она откинулась назад, прислонив стакан к намыленным грудям.

Урсула вспомнила взгляд Оуэна Кадогана сегодня днем. Наверное, ей не стоило смеяться, но он был так жалок. Он не мог понять, почему она не желает начать с того места, на котором они остановились прошлым летом, и возобновить лихорадочные совокупления, о которых он уже наверняка начал думать как об их «романе». Надо было признать, что ей нравилось смотреть, как менялось его лицо, когда она предлагала что-то чуть более рискованное, чем то, к чему он привык. Но с какой стати он решил, что она опять к нему вернется? Их отношения, если их вообще можно было так назвать, основывались на физиологической потребности, и ни на чем больше. Нельзя было даже сказать, что им нравилось общество друг друга. После сегодняшнего она готова была поклясться, что на самом деле он презирает ее, так чего же ему было надо? Оуэн не знал, что для нее все изменилось. Теперь у нее были другие перспективы, не просто очередной записной женатик, которому иногда хотелось гульнуть с кем-нибудь помоложе и поталантливее в постели, чем его жена.

Но у нее и кроме Оуэна проблем хватало. Сегодня произошла куча всего странного, почти столь же странного, как второе тело с кожаной веревкой на шее. Команда не втягивалась в работу. Может, ей это казалось, но среди дипломированных археологов с каждым годом, похоже, становилось все больше чокнутых. Рейчел Бриско с каждым днем становилась все более угрюма и непредсказуема. И зачем, интересно, Чарли Брейзил сегодня рылся в картах раскопок в офисе? Она вошла и застала его врасплох, и хотя он и притворился, что интересуется раскопками, все было не так просто. Он всегда слишком интересовался их делами. Урсула часто видела, как он забирается на маленький холм за ее домом или бродит по малым болотам вокруг Иллонафулла. Он там ночевал или что-то еще его привлекало? Все вокруг говорили, что у Чарли с головой не все в порядке, но Брейзил был далеко не дурак. Она выяснит, что он ищет.

А встреча с Норой Гейвин оказалась интересной. Урсула призналась себе, что поймала кайф, пожимая ей руку и вспоминая вчерашнюю встречу с Кормаком Магуайром. Она никогда не могла удержаться от того, чтобы не подколоть людей вроде Кормака. Интересно, жалел ли он когда-нибудь о том, как сложились между ними отношения? Урсула давным-давно бросила о чем-либо сожалеть. В сожалении не было будущего.

Она поставила стакан на пол и начала чистить ногти щеточкой, но через несколько секунд бросила это занятие. Все бесполезно; ногти останутся черными, пока она отсюда не уедет. Иногда ей казалось, что торф проникал ей в поры, просачивался в микроскопические трещинки на ее коже, наполняя ее темнотой. Ей до смерти осточертели эти болота, она устала от работавших здесь людей и унылого съемного жилья. С ума сойти — два лета подряд в той же самой кошмарной дыре, что и много лет назад! Она-то надеялась, что к этому времени достигнет в жизни большего. Ну, она хоть настояла на отдельном жилье — а почему и нет, если «Борд на Мона» платит? Коммунальный образ жизни команды, общие кухня и туалет неописуемо угнетали Урсулу, наверное, потому, что она слишком долго жила так каждое лето. Может, в следующем году в это время она будет где-нибудь, где не идет дождь десять месяцев в году. Она ненадолго расслабилась и позволила себе вообразить солнце и жару, белый песок, лазурную воду. Слишком много она старалась об этом не думать, чтобы не сглазить.