Озеро - [9]

— Ну как же? Я считал, что это в принципе свойственно женщинам. Ведь их обычно сразу злит и выводит из себя, когда мужчина, не смотря на довольно близкие отношения, не проявляет никакого физического влечения, — объяснил Накадзима.

— Меня сейчас ничто не злит. К тому же можно сказать, что мы только на пути сближения. На самом деле я как-то и не думала об этом, так что не переживай.

— Хорошо. Знаешь, у меня столько всего было в прошлом. Столько неприятного, что даже вспоминать страшно: до сих пор в дрожь бросает. Я боюсь обнаженным касаться кого-либо. Пугаюсь чужой наготы. Я даже не могу пойти в онсэн[1]. Веришь?

Не представляю, что именно случилось с ним в прошлом, но, очевидно, что-то ужасное.

"Выслушивать чьи-либо страшные истории — это все равно что получить чужие деньги. На этом дело никогда не заканчивается. У тебя появляется ответственность перед этим человеком за то, что он раскрыл тебе свою душу", — так говорила мама.

Я считала, что это довольно рациональный подход, но тем не менее правильный.

Отсюда у меня появилась привычка прерывать беседу, стоит собеседнику затронуть какую-либо болезненную для себя тему.

Когда твоя мама работает в сфере услуг и развлечений, ты с самого детства узнаешь, что в жизни нет конца потоку чужих проблем и страшных историй. В студенчестве, когда мне доводилось слышать от подруг таинственное " на самом деле", предваряющее раскрытие какого-либо неприятного секрета, я относилась к подобным разговорам как к детской забаве. Пожалуй, можно сказать, что для меня было чем-то вроде поучительных лекций, слушая которые, я мотала на ус полезную информацию.

К тому же еще в юном возрасте я усвоила, что в действительности совершенно не важно, занимался ли человек прежде сексом или нет.

— Ты можешь ничего мне не рассказывать. Если это настолько больно для тебя, то тем более не говори, — попросила я. — А если у меня вдруг появятся соответствующие желания и потребности, я не стану использовать тебя в подобных целях. Без зазрения совести найду себе кого-нибудь на стороне, а тебя просто выставлю за дверь. Вот такой я буду безжалостной. Поэтому тебе совершенно не о чем беспокоиться. К тому же сейчас у меня такой период, что меня и саму не тянет. Я серьезно.

— Угу...

Накадзима тихонько заплакал.

Я вдруг будто увидела маленького ребенка, и мне стало очень грустно. Он плакал как дитя. Плакал так, словно ему некуда было идти и только небеса открыты для него. Мне захотелось обнять его, прижать к себе, но я подумала, вдруг это тоже напугает его.

— Давай спать, взявшись за руки, — предложила я и ухватила Накадзиму за руку.

Накадзима, беспрестанно вытиравший глаза теперь уже одной рукой, расплакался еще сильнее. А я крепко сжала его узкую, холодную, но сухую ладонь.

Хрупкость той ладони словно говорила мне о том, что теперь уже ничего не поделаешь и мне уже не отнять своей руки. Я толком не знала ничего, но решила, что в прошлом он, вероятно, испытал сексуальное насилие. Однажды его внутренний мир был раздавлен, разбит вдребезги, так что его уже никогда не возродить. А может, на это просто нужно время.

Мне показалось, что я поступила плохо. Я проявила такое равнодушие и бесчувствие в отношении того, что мне самой не довелось пережить. Я даже не догадывалась, насколько травмирована душа Накадзимы.

Должно быть, мое женское участие, казалось бы совершенно дружеское и невинное, постепенно загнало его в угол.

Когда во время его признания я увидела это лицо в странной испарине, мне стало как-то неприятно и даже страшно. Сейчас я и сама истощена и у меня совершенно нет сил, чтобы что-то начать, но после некоторой передышки я хотела бы влюбиться и жить более полной и радостной жизнью. Я хочу ходить в кино, ссориться и снова мириться, ходить на свидания, есть разные вкусности в кафе и ресторанах (которые так не любит Накадзима), иными словами, с удовольствием прожигать свою жизнь. Я хочу избежать проблем и трудностей. Таковы мои пожелания и надежды на будущее, но, встречаясь с этим человеком, мне, видимо, придется забыть о походах в онсэн, а секс для меня станет просто мукой и наказанием. В моей голове пронеслась мимолетная мысль о том, что мне совсем не по душе такая перспектива и я хочу жить более счастливой и полноценной жизнью. Однако вдруг Накадзима, с заложенным сом и взглядом ученика начальных классов, робко сказал:

— А можно я попробую? Получится у меня или нет... Мне кажется, если я не смогу сейчас, то не смогу никогда в жизни.

На что я ответила, что в общем-то не против.

Накадзима говорил, что боится полной наготы, и потому мы, шурша, возились, оставаясь в пижамах. Движения Накадзимы были странными и неловкими, словно ему было не по душе то, чем он занимался. Это был какой-то псевдосекс с партнером, который как будто бы переживал, что совершает что-то плохое.

Однако в телодвижениях друг друга мы чувствовали какие-то яркие вспышки, и в них сквозило желание.

Такие воспоминания остались у меня от нашей первой ночи.

С тех пор как не стало мамы, в моей жизни все как-то резко поменялось.

К счастью, мне не нужно теперь постоянно ездить в свой городок, ко мне приходит Накадзима, и с некоторых пор мне каждый день снятся странные сны. Я словно попадаю в сновидения чужих людей и живу там. Я смутно вспоминаю, было ли это со мной на самом деле. Кости, крематорий...