Озеро - [7]

— Выходит, это здорово, что я вернулась, — сказала я, и по моим щекам покатились слезинки, которые невозможно было сдержать.

— Смерть мамы — это невыносимая боль. Мне тоже было очень тяжело, — произнес Накадзима.

Я тогда почти ничего не знала о нем. Выходит, этот человек тоже потерял свою маму.

— Да, но этот путь неизбежен для каждого, — всхлипывая, вымолвила я.

Я заметила, что крепко сжимаю в руках большую чашку чая. В это мгновение вдруг все, что тревожило меня, и те опасения, что я, возможно, потеряла свою маленькую родину и семью, словно слегка уменьшились, и мне внезапно стало свободнее и легче.

Где-то по прошествии двух недель Накадзима стал заходить ко мне в гости по выходным. Казалось, будто он вдруг перелетал из своего окна в мое, однако в моем понимании наших отношений все было по-прежнему.

В один из дней мы совершенно случайно столкнулись на улице, и он спросил:

— Кстати. Тихиро-сан, у тебя сейчас есть парень?

— Сейчас нет. Я встречалась с одним редактором, который был так занят, что мы мог ли видеться только по выходным. Но как только мне пришлось стать сиделкой для больной мамы, наши встречи практически прекратились.

— Вот как... Иными словами, мама для тебя была важнее этого парня.

Словосочетание "этот парень" вызвало у меня улыбку.

Все, что делал и говорил Накадзима, умиляло меня. Рядом с ним я была мягкой и спокойной. Мы столько времени наблюдали друг за другом, стоя у своих окон, что в конце концов наши взгляды и мысли словно слились, а сердца тайно соединились, поэтому внешне ничего не было заметно.

— Видимо, так. Вследствие этого я особо и не расстроилась. Для меня гораздо тяжелее было вот так встречаться урывками, постоянно выкраивая время. Когда все это кончилось, я только с облегчением вздохнула. Знаешь, мне просто хотелось иногда побыть одной и как следует выспаться, — добавила я.

— Ну да... — кивнул Накадзима.

Каждый раз, кивая, он слегка морщил лоб — такая у него была привычка.

После того вечера, приходя ко мне в гости, он стал вести себя более раскрепощенно и непринужденно.

Мы вместе ели, ходили в магазин за курицей-гриль (мы оба, в особенности Накадзима, не особо жаловали еду в кафе и ресторанах и потому предпочитали есть дома), по очереди принимали ванну, после чего пили пиво и болтали, а иногда просто вместе молчали.

Присутствие Накадзимы в моей квартире заливало ее каким-то удивительным светом. Впервые в жизни с момента, как родилась, я сочувствовала, что у меня есть друг, что я не одна.

Я сама для себя сделала заключение, что Накадзима — гей и девушка, которая иногда ночевала у него, — просто его приятельница, а все свои интимные дела он решает исключительно вне дома.

Мне казалось, что он не испытывает сексуального влечения, поскольку чересчур худой. Иногда Накадзима ел довольно много и с аппетитом. Но в остальное время можно было предположить, что он вообще ничего не ест и потому сил и энергии в нем так мало, что, имен он даже близость с девушкой, просто не смог бы ее как следует удовлетворить. И я решила, что по вечерам он, возможно, ходит в какие-то специальные заведения, где встречается с людьми своего круга.

А может, мне просто хотелось так думать исходя из собственного самолюбия. Ведь Накадзима не испытывал ко мне ни малейшего интереса. Я могла бы переодеться у него на глазах, и он, наверное, ничуть не смутился бы.

Похоже, что вчера вечером Накадзиме уж очень не хотелось уходить домой.

Он выискивал всевозможные отговорки, чтобы остаться, и я вдруг спросила:

— Тебя возле дома поджидает кредитор или к тебе приехала твоя бывшая?

— Сегодня мне очень неспокойно на душе, словно в этот день много лет назад случилось нечто ужасное. Мои голова и тело обладают какой-то странной избирательной памятью. В годовщины каких-то тягостных событий я непременно чувствую внутренний дискомфорт, — сознался Накадзима.

— Ты меня извини, но не нужно сейчас рассказывать об этих неприятностях. Если ты начнешь вспоминать все в подробностях, тебе станет еще тревожнее.

Я хотела добавить, что это моя квартира и ни к чему приходить ко мне в гости и придумывать всякую ерунду, но Накадзима выглядел таким искренне удрученным и то, о чем он говорил, было, судя по всему, таким мучительным, что я решила прекратить этот разговор и ни о чем не спрашивать.

Я просто предложила:

— Останешься?

И он кивнул, а я подумала: "Ну и ладно".

Л постелила ему и себе. Свет не выключали. Я читала книгу. Накадзима спросил: "Можно мне посмотреть этот канал?" — и стал смотреть телевизор. Довольно долгое время мы не обмолвились ни словом. Когда фильм закончился, Накадзима выключил телевизор, и я решила, что и мне пора спать. Хорошо, что и моей квартире кто-то есть. В его присутствии мне как-то спокойнее. С этими мыслями я закрыла книгу.

— По правде сказать, я не могу так запросто заняться сексом с кем угодно, — сказал Накадзима, глядя в потолок.

— Вот как?.. — немного удивилась я, словно он только что признался мне в любви. Я ведь считала, что он намеренно старается избегать этой темы в наших разговорах.

Что касается меня, то после утраты близкого человека я потеряла интерес к сексу. В то время я чувствовала себя так, словно из меня вытянули все соки, и если бы Накадзима стал вдруг приставать ко мне, я, наверное, выставила бы его прочь из квартиры. По этой причине я и сама всячески старалась по возможности избегать подобных тем и чувств между нами.