Озаренные - [6]

Академика увлекло корректирование узлов машины так, будто не Алексей, а он был автором ее. Замечая на поле чертежа пусть даже слабый, едва пробивающийся росток нового, Верхотуров испытывал волнение молодости, снова становился дипломником. И уже не было у него ни ученых степеней, ни почетных званий, не было сотен грифов, поставленных им на своих и чужих работах.

На другой день Алексей снова был у академика.

— Нагрузку моторов подсчитали? — раскрывая папку с чертежами, спросил Верхотуров. — Нет? А я подсчитал!.. — вдруг меняясь в лице, с юношеским задором воскликнул он. — Мощностей ведь на две машины хватит. Моторы вы ставили так — лишь бы в коробку втиснуть?.. Ну, так ведь? Так? — словно поймав Алексея на плутовстве, посмеивался он.

— По ГОСТу, Евгений Корнильевич, полагается или шестидесятикиловаттный, или стокиловаттный, — смущенно объяснял Алексей.

— Намудрили. Превратили ГОСТы в казенную затею... Каждая отрасль себе работу облегчает, а другим усложняет. Электромашиностроителям хорошо, выпускают лишь несколько типов моторов — меньше хлопот... Подсчитайте, сколько лишних киловатт энергии ваш «Скол» будет забирать.

— Что-то больше ста в сутки.

— Видите, больше ста. Только один. А ежели тысяча «Сколов» станет работать? Целую электростанцию загрузят попусту!.. Плохо еще мы бережем энергию, труд людей. На этих припусках, излишествах столько мощностей теряем.

Верхотуров подошел к столу, отыскал в ящике ученическую общую тетрадь и, усевшись в кресле за столом, взглядом пригласил Алексея сесть поближе»

— Читал на днях статью Бернала. С увлечением. Есть у него любопытная цифра. Надо полагать — обоснованная. Четыре пятых добываемого сырья теряем! Четыре пятых! Натолкнуло это меня на мысль подсчитать: а как же с углем? Оказалось, еще хуже. Только одну десятую, пожалуй, с пользой расходуем... Не верите? И мне не верилось после первых подсчетов…

Верхотуров поднялся из кресла, молча прошелся по кабинету, потом, подойдя к Алексею, с тихим возмущением стал доказывать:

— Достанется нам от потомков за транжирство этого благороднейшего камня. Попыхиваем мы им в печах и печурках. Дымим так, что небо угольным становится. В стихах эти космы восхваляем. В пейзажах разрисовываем... Варварство, пожирательство! Тысячи людей в глубоком подземелье, в духоте, полумраке, сырости долбят пласты, а у нас котлы дымогарные... Ды-мо-гар-ные! Слово-то какое гадостное — скифское... Дым с гарью. Доменные печи до сих пор на коксе. Чем это отличается от горна? Только величиной да тем, что кожух печи из железа.

— Пока не удаются другие способы, — неуверенно вставил Алексей.

— Не удадутся, если будем выжидать, когда они готовыми на чертежи лягут. Искать, вынюхивать надо. Сотни дорожек испробовать. Придираться ко всему. А нужен ли кокс? Что он дает? Горючее — углерод. А если этот углерод по-иному ввести в печь? Например, сжигать в домне тощие угли. Потом с помощью катализаторов разлагать на углерод и кислород. Тогда и кислородное дутье будет не нужно! Кто над этим работает?.. Мне не известно! Нужно с детства вставлять в людей этакую пружину бережливости. Отметки в школе ставить — за бережливость. Этим уважение к человеческому труду прививать... Уважение! Не сожаление, не оханье, — ах, бедные труженики, ах, им тяжело, — а уважение!

Евгений Корнильевич безнадежно махнул рукой и отошел к окну. За стеклами в электрической метели плавились строгие кубы, амфитеатры ночной Москвы. Где-то у горизонта в светящемся молоке ночи маячили бетонные трубы электростанции.

— Извольте, любуйтесь, — указывая кивком головы в их сторону, сдержанно негодовал Верхотуров, — новая стройка, а дымоходы как при царе Косаре. Сыпь все на город. Золу! Дым! Космы-то, космы какие! Давай! Гони! Шуруй!..

Он сердито отвернулся от окна и снова сел в кресло.

— У нас говорят — лес нужно беречь... А уголь — мертвый минерал, жги его беспощадно... Лес — ты береги, но и уголь не транжирь. Лес за человеческую жизнь можно вырастить, а уголь ведь не вырастишь. Он миллионы лет лежит под прессами... Пора всему этому транжирству заслоны поставить. С барской привычкой «лей не жалей» нужно покончить...

Алексей слушал этот неожиданный монолог, смущаясь и в то же время восхищаясь академиком, его страстностью, молодым бунтарством, горячностью. Он только сейчас оценил свою беззаботность, с которой делал расчеты электрической части машины. Да и делал ли он их? Просто так, по студенческой инерции, вписал в коробку те из моторов, что отыскались в прейскуранте. В этот миг он особенно глубоко осознал великую ответственность конструктора за каждое решение...

Пауза была долгой, напряженной. Алексей не находил, что сказать.

Верхотуров снова подвинул к себе чертежи «Скола» и, прикрыв ладонью моторы, произнес:

— Нужно продумать, что с электрической частью делать. А так у вас половина добытого угля на расходы по выработке энергии уйдет... Кто по вашей машине экспертизу подготавливает?

— Кажется, «Гипрогормаш».

— «Кажется». Вас это не интересует? Так уверены в себе? Дело, конечно, не в светилах из «Гипрогормаша»... Нужно к новым испытаниям как следует подготовиться... Хорошо сказал один инженер-француз: «За один день эксплуатации находится во сто раз больше случаев испортить мою машину, чем я смог предусмотреть за год творческой работы». Нужно самому выдумывать препятствия. Загонять машину в ловушку. Ставить ей барьеры. Тренировать ее. Какая твердость пласта по техническим условиям? Восемь единиц? Берите десять. Максимальную! Какая нагрузка на канат? Пять тонн? Берите семь-восемь. Каждый день тренировать нужно свое изобретение. Вот увеличивайте мысленно сейчас же нагрузку на канат. Что будет происходить? Куда пойдет машина? К забою? От забоя? Садитесь, рассчитывайте!