Озабоченный - [34]

Повалявшись ещё немного, поинтересовался.

— Как это ты кончила, тебе же не нравилось?.. — прослушав молчание, догадался дать разрешение. — Можешь говорить. Но отвечай только по существу.

— Сама не знаю. Сначала противно было, казалось, ты меня насилуешь, но постепенно завелась, словно я — мазохистка, хотя раньше подобного за собой не замечала. Кончила и корю себя… чувствую себя куклой, которую садист снасильничал, а ей понравилось. Ты… — и заткнулась. Наверное, хотела сказать что-то «не по существу». Приказы исполнялись чётко.

Потом она старательно делала мне минет, сложив руки за спину; после скакала наездницей, по ходу действия читая наизусть стихи, тщательно следя за ритмом.

— Три девицы под окном пряли поздно вечерком, — прикольно, согласитесь. Или из Федота-стрельца. — К нам на утренний рассол прибыл аглицкий посол, — сказ Филатова она знала практически весь.

Мне было весело и веселье оттягивало оргазм, что сделало его ещё слаще: как для меня, так и для неё — Люба признавалась честно, как на духу.

Все-таки рабовладельцем быть здорово. Аж пять раз здорово.

Вольную Люба получила часа в четыре утра, когда мы лежали в постели полностью выжатые, словно простыни, из прожарки вынутые. Я вдобавок скорбел о бесполезно уходящей энергии, которая стекала с меня в никуда, как вода со свечи — легко, не задерживаясь, не прилипая. Не видел, не слышал, не чувствовал, а ощущал каким-то неясным фоном, чисто на уровне интуиции. Наверняка есть способ удержать прорву силы, на меня обрушившуюся, бабка что-то болтала о накопителях…

— Через три часа мне вставать, — вздохнула учительница. — На работу надо, будь она неладна. А встану я уже беременной, чую. Самый срок…

— Спать, — бросил я, привстав и поймав её взгляд. — Когда я скажу «три» ты поработаешь своим волшебным пальчиком, средним. — Силы, подумал я, пока ещё полно, на заговор должно хватить, но кто его знает. Не хочется в унылый серый мир угодить даже на несколько минут, очень там неприятно, знаете ли.

Речитатив возникал чуть ли не сам собой, по ходу действия.

— Вода женская Любина, вода мужнина Петина, да не сблизятся, да не склеятся, не родят вовек древа общего; не заплòдится лоно Любино, не зацепится семя Петино, и да будет так до тех пор-времён пока лунный свет ночью воду пьёт… три! — произнёс, подождал Любиного оргазма, — совершенно, кстати, тусклого, — и сделал пасс рукой, как бы бросая в живот женщины спрятанное в кулаке яблоко. И ничего не почувствовал. И каким-то образом понял, что заклятие наложено. Характеристика заклятия соответствует порче, но об этом думать было совестно.

Разбудил, стерев факт сна из памяти, и Люба продолжила высказываться, как ни в чём не бывало.

— А ты сволочь, оказывается. Маленькая мелкая сволочь, которая власть заполучила. Не ожидала от тебя, если честно. Играл мной, как ребёнок, до игрушки добравшийся, хорошо хоть не сломал… а мог бы? — сказала, с трудом поднимаясь на локоть, повернув ко мне голову. Вывалившуюся из-под простыни грудь не стеснялась совершенно. Взор её был усталым и затуманенным; глаза были сухи.

— Мог бы, — подтвердил я, — но я садист наполовину. Колдуном стал и характер испоганился, — сказал и понял, что выдал правду. — Но не бойся. Здоровье, уверен, не испорчу, а наоборот, вылечу, если надо. О беременности, кстати, забудь — от меня не залетишь, я заранее позаботился.

— Вот как? Спасибо, что хоть сейчас предупредил, — сказала с непередаваемым сарказмом, — а то ещё бы помучить мог, раз тебе нравится.

Я — ноль внимания. Тогда Люба, что-то проворчав про себя, спросила с интересом.

— А как стал-то?

— Случайно и слишком поспешно. Не интересуйся больше этим, ну, пожалуйста. И случившееся воспринимай как забавное приключение, ну, пожалуйста. И давай спать, ну, пожалуйста…

— Ага, — согласилась, зевая. — Спасибо, что волшебные пальчики восстановил — мне они очень нравятся. Жаль, обновлять надо, вот бы… — не договорив, тихо всхрапнула и ровно засопела.

Я тоже погрузился в сон, к старухе заглянуть поленившись.

Люба растолкала меня перед уходом. Она была полностью одета и ухожена, выглядела на удивление свежо, будто спала часов восемь минимум.

— Хочешь, оставайся, но предупреждаю, что Боря зайти может — у него ключ есть. Ну?

— Нет, встаю… — пробормотал я, просыпаясь. Оделся, не умываясь, и поплёлся на выход. В отличие от хозяйки квартиры, я и выглядел, и чувствовал себя прожёванным и выплюнутым.

Перед уходом наказал ей на будущее, чтобы всегда на мои звонки отвечала, не сбрасывала, и в квартиру пускала, а то попал сюда стыдно долгим способом, колдуна недостойным. Колдуна крутого, древней ведьмой обласканного.

Дом встретил меня привычно: мама не работе, Катришка дрыхла. Едва скинув брюки, я завалился в трусах и футболке ничком на заправленную кровать, вырубаясь уже на ходу, не достигая лицом подушки. Всё-таки повлияло заклятье — от банального недосыпа, пусть и замешанного на перегрузке известных членов, мой молодой организм таких срывов ранее не давал.

Проснулся мгновенно — от яркого чувства тревоги и леденящего нутро холода. Дёрнулся, поднимая голову и соображая куда метнуться, и пытаясь определить, наконец, что, собственно, мне грозит. Разглядел рядом с кроватью Катришку, вид которой меня почему-то совершенно не успокоил, и через несколько секунд ощутил два несильных шлепка по обеим половинам собственной задницы. Раз вместе и два вместе, обеими руками.