Овраги - [39]
— Кому он там пули заливает! — послышался густой бас в сенях. Дверь отворилась. Вошел Потапыч. — Гляди-ка, чего творится!.. И долго он вас, не знаю, как вас величать по фамилии, на ногах держит? Присаживайтесь, — он отер сиденье стула рукавом. — Мужик темный, обхождения не понимает… Шел бы ты к Аксюшке. Слышишь, орет… Он вам такого наговорит, что дорогу домой позабудете. А вы, разрешите спросить, кто?
— Я Догановская.
— Вона что! Сама Огонь-Догановская!
— Просто Догановская. Мы с пасынком официально сменили фамилию. И вас, в свою очередь, я просила бы забыть эту неприличную гусарскую кличку.
— Погодите… А товарищ Догановский, Клим Степанович, председатель нашего исполкома, вам, случаем, не сродни?
— Это мой пасынок.
— Вот чудеса! — Потапыч сел, но, опомнившись, снова встал перед бывшей барыней. — Вот чудеса так чудеса… Уйми Аксютку, тебе сказано!..
Седая дама повторила Потапычу все, что объяснила Семену, и протянула удостоверение.
— Мы не Чека, — он отвел ее руку, — мы вам и без бумаги верим. Боюсь только, что пособить вам при всем нашем желании не сумеем.
— В окружкоме сообщили, что у вас хранится опись имущества.
— Так точна. Хранилась, да зять на цигарки извел. Что с нее, с описи, если имущества нету.
— При ревизии комнаты были опечатаны?
— После тех печатей другая власть налетела: беляки с чехами. Беляков выбили, пришли зеленые, а за ними обратно наши. Все в «Усладе» командовали. Что позабирали, что поломали, что в печках пожгли.
— Там теперь школа?
— Так точно. В двух комнатах учителя проживают и ребятишки учатся. Прочие покои замкнуты до особого распоряжения
— Ключи у вас?
— Так точно. А что толку? Покои замкнуты, а стекла в окнах выбиты. Любой залазь. Ничего там нету, пустые стены…
Вошла Настя с ведром и подойником, прикрыла дверь ногой, сдержанно поклонилась гостье.
— Сема, как ты тут без меня?.. Чего как татарин — без опояски? Умаялся? Обожди маленько, молочко процежу, чай согрею… — на людях, при чужих Настя считала долгом разыгрывать кроткую, покорную женушку. — И телушку напоим, и тебя накормим…
— Моя старшая, — сказал Потапыч. — Настасья. А вас как величать прикажете по нынешним временам?
— Вера Алексеевна.
— Извольте, Вера Алексеевна, свезу вас в «Усладу», коли сомневаетесь. Мне это ничего не составляет.
— Нет-нет, — она даже немного испугалась. — Я туда не поеду. Ни за что на свете!
— Ваша воля, — Потапыч вздохнул, — ищите у нас. Холодную половину отворять?
— Что вы! Вы, видимо, меня не так поняли. Я не обыскивать вас приехала… Я приехала искать содействия. Прочтите все-таки, что здесь написано.
— Сию минуту… Семен, подай свету!
Ребенок заорал снова. Появился Семен, неся оплывший огарок, вставленный в роскошный бронзовый канделябр. Гнездо для свечи держала золоченая Дафна.
Вера Алексеевна вопросительно взглянула на Потапыча.
Тот смутился, метнул злобный взгляд на Семена и пробормотал:
— Барин подарил…
— Странный подарок, — возразила Вера Алексеевна, — дарить такой канделябр так же нелепо, как дарить… ну, я не знаю что… ну, например, одну калошу. Этот канделябр составлял пару с другим. Тот, другой, представлял бога Аполлона, преследующего Дафну. А этот изображает Дафну. Видите: она спасается от Аполлона, превращается в лавровое дерево. Оба канделябра стояли по сторонам маминого трюмо, и я даже помню…
— А я вам снова докладываю, — перебил Потапыч. — Барин подарил! За примерную службу.
— По-вашему, выходит, батюшка сами взяли? — пришел на подмогу Семен. — Рассудите научно: да если б он самовольно такую драгоценную принадлежность взял, разве он ее на стол бы стал при чужих людях выставлять?
— Мы сроду ничего чужого не брали, — поправила мужа Настя. — Правда, Сема?
— А если бы батюшка вашу обстановку припрятал да в землю закопал, — все больше вдохновлялся Семен, — мы бы нынче пустую карточку не жевали…
— Ступай отсюда! — рявкнул Потапыч. — Штаны хоть надень!
— Что вы на него шумите, батюшка, — проговорила Настя. — Ведь правда. Разве у нас такая бы разруха была?
— Ладно вам. Дело не ваше. — Потапыч вздохнул. — Пущай подсвечник берут, если совести хватает.
— Привыкли над народом измываться. Правда, Сема? — добавила Настя. — Совсем уж…
— Да разве я вас подозреваю? — совсем растерялась Вера Алексеевна. — Вы прочтите, что там написано, прочтите!
— Зачем мне читать. И так вижу, человек казенный. Берите. Мы привыкшие. С нас сроду берут. И хлеб берут, и молоко берут, и яйца. Вы подсвешник берете. Барин мне его подарил, сам ли я его взял — какая разница! Не вы, другой отберет. Поскольку мы для этого подсвешника, просто сказать, рылом не вышли. Извините за некультурность. А Климу Степанычу скажите, что я на евоного батюшку, то есть на вашего бывшего супруга, последние свои гроши потратил. И гроб ему покупал, и попу платил.
— И за крест заплачено, — добавил Семен.
— Как же так, как же так, — словно клушка, заквохтала Вера Алексеевна. — Сколько мы вам должны? Пожалуйста.
— Нисколько вы мне не должны. И время прошло, и деньги нынче другие. И нам с вами, Вера Алексеевна, и Климу Степановичу больше выгоды будет забывать, чем вспоминать, что было. Что было, то навеки ушло и не воротится… А если вам будет угодно полюбопытствовать, куда имение растекалось, поезжайте через овраг на ту сторону, к моему бывшему зятю, Чугуеву Федоту Федотычу. Железная крыша. Увидите. Может, он вам больше понравится…
Семь повестей Сергея Антонова, объединенных в сборнике, — «Лена», «Поддубенские частушки», «Дело было в Пенькове», «Тетя Луша», «Аленка», «Петрович» и «Разорванный рубль», — представляют собой как бы отдельные главы единого повествования о жизни сельской молодежи, начиная от первых послевоенных лет до нашего времени. Для настоящего издания повести заново выправлены автором.
Семь повестей Сергея Антонова, объединенных в сборнике, — «Лена», «Поддубенские частушки», «Дело было в Пенькове», «Тетя Луша», «Аленка», «Петрович» и «Разорванный рубль», — представляют собой как бы отдельные главы единого повествования о жизни сельской молодежи, начиная от первых послевоенных лет до нашего времени. Для настоящего издания повести заново выправлены автором.
Семь повестей Сергея Антонова, объединенных в сборнике, — «Лена», «Поддубенские частушки», «Дело было в Пенькове», «Тетя Луша», «Аленка», «Петрович» и «Разорванный рубль», — представляют собой как бы отдельные главы единого повествования о жизни сельской молодежи, начиная от первых послевоенных лет до нашего времени. Для настоящего издания повести заново выправлены автором.
Семь повестей Сергея Антонова, объединенных в сборнике, — «Лена», «Поддубенские частушки», «Дело было в Пенькове», «Тетя Луша», «Аленка», «Петрович» и «Разорванный рубль», — представляют собой как бы отдельные главы единого повествования о жизни сельской молодежи, начиная от первых послевоенных лет до нашего времени. Для настоящего издания повести заново выправлены автором.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Семь повестей Сергея Антонова, объединенных в сборнике, — «Лена», «Поддубенские частушки», «Дело было в Пенькове», «Тетя Луша», «Аленка», «Петрович» и «Разорванный рубль», — представляют собой как бы отдельные главы единого повествования о жизни сельской молодежи, начиная от первых послевоенных лет до нашего времени. Для настоящего издания повести заново выправлены автором.
Герои нового романа Б. Бондаренко «По собственному желанию» — наши современники, ученые, конструкторы, геологи, живущие в Сибири, на Урале, Дальнем Востоке, в Москве и подмосковном научном центре Долинске. Главная тема романа — ответственность каждого человека за все, что делается им в жизни.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В настоящее издание включены наиболее известные и получившие широкое признание произведения крупнейшего современного латышского прозаика Эвалда Вилкса (1923—1976) — его повесть «Все случилось летом» и лучшие рассказы, такие, как «В полночь», «Первый вальс», «Где собака зарыта?» и другие.
В книге собраны очерки и рассказы, посвященные военно-патриотической теме. Это документальная повесть о провале одной из крупнейших подрывных акций гитлеровской разведки в глубоком советском тылу. Читатели также прочтут о подвигах тех, кто в октябрьские дни 1917 года в Москве боролся за власть Советов, о судьбе бывшего агента немецкой секретной службы и т. п. Книга рассчитана на массового читателя.
Путеводитель знакомит читателя с одним из интереснейших уголков Крыма — Никитским ботаническим садом. На страницах путеводителя рассказывается об истории Сада, о той огромной работе, которую проводят здесь ученые. Дается подробное описание наиболее примечательных растений, растущих в трех парках Никитского ботанического.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Три тополя» — книга известного прозаика Александра Михайловича Борщаговского рассказывает о сложных судьбах прекрасных и разных людей, рожденных в самом центре России — на земле Рязанской, чья жизнь так непосредственно связана с Окой. Река эта. неповторимая красота ее и прелесть, стала связующим стержнем жизни героев и центральным образом книги. Герои привлекают трогательностью и глубиной чувства, чистотой души и неординарностью поступков, нежностью к родной, любимой природе, к детям, ко всему живому.