Овидий - [4]

Вот и шестую весну среди гетов, в шкуры одетых,

У киммерийских границ выпало мне отбывать...

- прочитал он начало одного из стихотворений. Он уже не мог оторваться и дочитал до конца. Потом он прочел вторую элегию, потом взял мешок рукописей и ушел с ним к реке, к своему камню и там сидел до вечера, читая и перечитывая стихи варварского поэта. Нет, он не был особенно впечатлен искусство этого мира было, конечно, столь же дикарским, как и все остальное. Можно ли было это сравнивать с фантоматикой Дзиангаутси, с изощренным чудословием диадзиалей империи или переливами умельцев звуковых облаков! Но грек-торговец оказался прав в другом: судьба, печаль и обида этого Овидия, дзианганец не мог не признать этого, были весьма сходны с тем, что испытывал он сам.

Не о возврате молю...

сделай изгнанье мое не столь суровым и дальним!..

Да, вот и он мысленно взывал теперь о том же, готовый славословить и даже откровенно низкопоклонствовать перед троном. Вот бы его вернули хотя бы на Карсу, планету, что стала на языке дзианганцев синонимом глухомани! Да, да, все в точности сходится... Или вот это:

Чаще пиши - и сотни причин победишь, чтоб отныне

Мне не пришлось искать, чем тебя оправдать.

Это тоже было знакомо Марку Юнию - он ломал ночами голову, гадая, пытаются или нет его друзья хотя бы как-то снестись с ним, если уж не вернуть в Дзиангаутси. Он перебирал причины, по которым могла бы не удаться попытка отыскать его или дать ему знак, гадал, кто из друзей мог бы быть настойчивей в том... что говорить... все вы одинаковы, друзья мои, хоть в Римской империи, хоть в галактической... А интересно, что же произошло с этим Овидием? Простили его или он так и окончил свои дни в ссылке? Юний пожалел, что не расспросил торговца-грека.

Эти стихи что-то изменили. Марк Юний начал немного интересоваться происходящим вокруг и даже иногда выбирался вместе с Кином, сыном Бреты, на охоту в лес. В основном, конечно, охотился мальчишка - Юний больше разглядывал природу, деревья, травы, птиц и стрекоз. Но как-то раз и дзианганец, пульнув из самострела почти наугад, добыл дикую утку,впрочем, плавал за ней опять же Кин. В таких походах он поневоле, чтобы как-то объясняться с мальчиком, кое-что выучил из языка селения, а мальчик нахватался римских слов, вот на этой тарабарщине они и разговаривали.

Как-то в этих скитаниях по окрестностям, не так далеко от деревни, они очутились вблизи одного странного сооружения, наполовину каменного, что было диковинкой для народа Брода и Граба. Кин объяснил, что это древнее капище, святилище предков его рода. Мальчик испытывал суеверный ужас перед этим местом. Юний понял его так, что мало кто из селения Граба бывает здесь,- святилище было почти заброшено.

- Как же так,- возразил Юний,- я вижу дым!

Над крышей капища, действительно, курился в небо небольшой дымок, показывая, что на алтарь, вероятно, как раз возложена жертва.

- Это редко,- возразил Кин. - Сюда иногда приходят... он произнес незнакомое слово.- Давай уйдем!

Юний не торопился - он, наоборот, хотел заглянуть внутрь. В этот самый момент дым над святилищем повалил необычно густо и рывком шарахнулся в сторону Марка Юния. У дзианганца зазвенело в ушах и закололо в кончиках пальцев рук, а вслед за тем в этом дыме показалось лицо: седобородый старик с пронзительным взором необычайно молодых глаз. На миг Марком Юнием овладело чувство, что этот старик положил его себе на ладонь, как какую-нибудь букашку, и бесцеремонно разглядывает. Юний дернулся - и как будто вышел из забытья. Никакого лица и завесы дыма перед ним не было, но все же Юнию стало не по себе, а попросту сказать - по-настоящему жутко, и он вместе с Кином поспешил прочь.

Вечером он расспросил Брету об этом загадочном святилище. Та подтвердила слова сына. Брод и Граб не одобряли памяти о старых богах, однако же, и не разрушали капища. Когда-то в древности это было одним из великих святилищ предков Бреты, здесь жили великие волхвы и происходили великие действа. Но теперь, с упадком древнего союза племен, редко-редко кто-то из пришлых друидов или волхвов посещал капище и совершал там обряды,- очевидно, в пределах их собственного мира память о нем еще как-то теплилась.

- Сейчас там живет Зар, уже целый год,- сказала Брета. Он великий кудесник.

- Ты его знаешь? - спросил, заинтересовавшись, Марк Юний.

- Граб не велит нам ходить туда,- уклончиво отвечала женщина. Она улыбнулась. - Но я знаю, что он лечил у Зара свою грыжу.

Дзианганец вспомнил об одном враче-геронтологе в Дзиангаутси: иные из коллег обличали его перед троном как шарлатана, однако, как гласила молва, тайком проходили у него циклы оздоровления. Что ж, люди везде одинаковы,- невольно подумал он.

Осенью, только собрали ячмень, Брод пригласил Юния к себе на праздник урожая. Марк Юний видел такой в деревне Граба и не испытывал большого любопытства. Однако Кин горел желанием сопровождать Юния, и тот отправился к Броду.

Праздник отличался большей роскошью и многолюдьем сравнительно с тем, как это было у Граба, оно и понятно, все же это было селение вождя. Но главное, тут состоялся ритуал с благодарственным воскурением тука богам и предкам, с возлиянием в огонь пива и греческого вина, со всеобщим молением - и с последующей вакханалией, а вернее уж, сатурналией, ведь дело, как-никак, было по осени. Так или иначе, все ели, пили, плясали, парни помоложе любились с девушками,- в общем, шло обычное варварское гуляние.