Овертайм - [37]

Но вначале я не выделял ни хоккей, ни футбол. Зимой занимался одним, а летом — другим. Напряженно складывались дела в межсезонье, когда тренировки хоккея и футбола иногда совпадали и приходилось делать выбор — куда идти? И в один прекрасный день я решил, что остаюсь в хоккее. Не знаю, как ко мне это пришло, но я себе сказал: это моя игра, я буду хоккеистом, и хорошим хоккеистом.

В детский сад я никогда не ходил. Бабушка вышла на пенсию, и я оставался с ней. Но сначала, когда бабушка еще работала, мама ходила во вторую смену, а бабушка — в первую. Бабушка бежала с работы домой, и они меня передавали друг другу. Так до школы они меня и растили в две смены.

Другая моя бабушка, мама отца, умерла рано. Без матери остались трое сыновей и дочь. Братья были старше отца, они так и жили в деревне под Рязанью, а отец — самый маленький — вместе с сестрой Анной и своим отцом, моим дедом, приехали в Москву. Дед Максим по тем временам был очень высокого роста. Я его отлично помню, он жил с моей теткой неподалеку от нас, рядом со станцией Бескудниково, в двухэтажном кирпичном доме. Дед Максим был печником. Я его запомнил уже стареньким, он болел. Наверное, я пошел в него, потому что ни папа ни мама у меня ростом не вышли. Часто я ходил с родителями от наших бараков до дома деда Максима и тети Ани.

Машины тогда попадались нечасто, и по воскресеньям мы отправлялись пешком в гости.

Рядом с домом деда был парк со стадионом, где по субботам и воскресеньям всегда играл оркестр. Отец в парке бился в домино, у него в том районе оставалось много друзей. На стадионе я мог попинать мячик или поездить на велосипеде, пока отец сидел с друзьями. На обратном пути мы с отцом бегали наперегонки. У тети Ани росли две дочери — мои двоюродные сестры, они со мной возились, поэтому в гости к деду я ходил с удовольствием.

Отец у меня человек спортивный, он и боксировал в молодости, и в футбол играл. Очень азартный, не любил проигрывать, если продует — лучше не подходи, злился долго. Он коренастый, до сих пор в неплохой форме. Отец и приучал меня к спорту, все эти игры наперегонки, и коньки, и лыжи. Хотел ли он видеть меня спортсменом? Трудно сказать, но вряд ли. Когда я гонял шайбу во дворе — это одно, а когда я пришел и сказал, что записался в ЦСКА и мне нужно будет ездить туда постоянно на тренировки, он первым делом спросил: а как школа? Образование в семье считалось главным делом. Отец говорил: я всю жизнь «пашу», а если ты получишь диплом, то будешь человеком. Для них сын-инженер был куда выше, чем сын-спортсмен. Поэтому они мое известие восприняли довольно настороженно, хотя я пребывал в необыкновенном восторге от того, что получил настоящую цеэсковскую хоккейную форму. Родители как-то не разделили этот восторг со мной, а сказали, что, если школа будет «хромать», забудешь про свой хоккей.

Насколько я помню, отец был «спартаковцем», всегда «болел» за «Спартак». Может, поэтому он не то что без энтузиазма, а довольно-таки холодно отнесся к тому, что меня взяли в школу ЦСКА. Потом, конечно, отцу пришлось возить меня с утра на Ленинградский проспект, где расположился армейский клуб, ездить со мной по воскресеньям на игры. И, насколько я знаю, он с тех пор и до конца, пока я играл в ЦСКА, ни одной моей игры в Москве не пропустил. Кстати, в школе, до седьмого класса, я был почти круглым отличником. Только пара четверок, не больше.

Во дворе на Коровинском жили дядя Витя Ставросов и дядя Боря Иванов — те самые энтузиасты хоккея, которые и построили «коробку». Один из них, не помню кто, работал на «динамовской» арене. По-моему, он никогда с себя не снимал динамовской майки с большой буквой «Д» и динамовской спортивной синей шапочки с маленьким помпончиком. Этот наряд вызывал у всех мальчишек страшную зависть. Дядя Витя и дядя Боря любили футбол и хоккей, без конца проводили во дворе какие-то соревнования. Это были настоящие заводилы, которые организовывали и собирали вокруг себя народ. Культурным центром двора стала хоккейная «коробка». И дети там крутились, и родители вечером играли. Потом во дворе появился физрук при ЖЭКе, Борис Николаевич Берминов, который впоследствии стал футбольным судьей. Борис Николаевич тоже любил спортивные игры и создал во дворе детские команды по хоккею и футболу.

Через два или три квартала от нашего дома стояла уже настоящая «коробка», где мы могли принимать другие команды, играть и тренироваться. Наш двор два года подряд успешно выступал на районных соревнованиях. В команде я был самый маленький. Со второго раза мы выиграли районный приз «Золотая шайба», а чтобы попасть во Всесоюзный финал, нам необходимо было победить и на городских соревнованиях.

Первая игра — против района, где метро «Сокол» и Песчаная площадь. Они нас принимали у себя на Песчанке, где, кстати, и тренировалась хоккейная школа ЦСКА. К этому времени я уже не попал в школу «Динамо», почему — расскажу ниже. Но в тот момент, на мое счастье, перед нашим матчем на льду занималась группа моего, 1958, года рождения. И их тренер, Юрий Александрович Чабарин, по какой-то причине вдруг остался поглядеть на дворовую команду с Коровинского шоссе. Юрий Александрович нас посмотрел, а потом подошел к Борису Николаевичу и говорит: «Слушай, мне вот этот мальчишка, — и на меня показывает. — понравился. Ты не мог бы его ко мне на тренировку привезти? Я хотел бы посмотреть, как он будет среди моих пацанов выглядеть».