Овернский клирик - [43]

– Устал, – сообщил я, решив, что о деле покойной де Гарр я сегодня не скажу больше ни слова. – Интересно, где сейчас брат Петр?

Нормандца, плохо знакомого с латинской грамотой, я в первый же день отпустил бродить по Артигату, что он с великим прилежанием и выполнял.

– Днем видел его возле церкви, – отозвался Ансельм, откладывая табличку.

– Это хорошо…

– Он беседовал с одной духовной дочерью. Весьма милой.

– А это – нехорошо, – рассудил я. – Особенно нехорошо, брат Ансельм, что вы не смогли сохранить сие в тайне от меня.

– А меня учили, что доносить – первая обязанность монаха, – хмыкнул итальянец. – К тому же вид у брата Петра был самый благочестивый, и смотрел он не на ее румяные щечки, а на носки собственных башмаков, как и надлежит брату-бенедиктинцу.

Я еле удержался, чтобы не запустить в Ансельма свитком. Паршивец взял за правило глумиться – и добро бы еще только надо мной, смиренным братом.

– Я тоже устал, – итальянец принялся массировать кисть. – В этой лачуге даже днем темно. Как они живут в таких норах?

Дом, который выделил нам староста, вовсе не считался в Артигате норой, но у Ансельма было свое мнение на этот счет.

– А еще больше, отец Гильом, меня утомили эти вилланы. С тем же успехом мы могли расспрашивать их овец!

– Меньше гордыни, мессир белокрылый аист, – не выдержал я. – Они – такие же создания Божьи…

– Коих создал Творец на пятый день[26], – кивнул Ансельм.

– Брат мой, – вздохнул я. – Надеюсь, вы имели в виду овец.

Парень был не прав. Точнее, прав лишь частично. Обитатели Артигата не спешили с нами откровенничать. Но дело, конечно, не в их умственных способностях, на что намекал зазнайка-итальянец. Я понимал этих людей – следствие тянулось несколько месяцев, и они уже устали отвечать на бесконечные расспросы. Впрочем, иного я не ждал. Не удивило и то, что показания почти дословно совпадали с тем, что я нашел в свитках, переданных викарием. Жители Артигата обладали разумной осторожностью. Правда, я имел возможность задать те вопросы, которые следствие почему-то обходило…

– Пора бы брату Петру вернуться, – заметил Ансельм. – А то без ужина останемся.

– Брат мой, – ласково улыбнулся я. – Ужин сегодня приготовите вы. Котелок стоит около двери, могу также показать, где находится печь.

– Как? – возмутился он. – Я же вчера…

– Смирение, смирение, брат бой! Иначе нам придется вкушать сухари, окропляя их слезами раскаяния.

Ансельм негромко произнес нечто весьма выразительное на «ланго си» и поплелся за котелком. Я сделал вид, что не услышал, решив, что наутро отправлю его колоть дрова.

Пока Ансельм с мрачным видом чистил овощи, я еще раз просмотрел свои заметки. Да, нам постарались не сказать ничего нового. Но даже когда повторяешь свой рассказ с точностью до слова, все равно всплывает что-то неожиданное.

– А вы заметили, отец Гильом, как они стараются ничего не говорить о д’Эконсбефе? – внезапно спросил Ансельм, бросая в котелок огромную луковицу.

– Заметил, – согласился я. – Но, ей-богу, давайте не сейчас!

Итальянец кивнул и направился за водой. Я решил, что был уже достаточно суров, и принялся разводить огонь. Вскоре котелок водрузили на печку, и я занялся хлебом.

Припасы нам выдавал староста. К сожалению, кроме овощей и мяса, в Артигате ничего не оказалось. Рыба, о которой писал добросовестный брат Умберто, в последние недели отчего-то упорно не желала попадать в сети. Увы, мясо вкушать мы не могли, а посему ограничивались овощной похлебкой, успевшей за два дня смертельно надоесть. Впрочем, мы тоже явно надоели местным овцеводам. Они, конечно, не возмущались, но понять их чувства было легко.

– Кого они так боятся? – не выдержал я. – Епископа? Д’Эконсбефа?

– А может, они просто боятся, – пожал плечами итальянец. – Эти крестьяне ненавидят всех – и всех боятся, от священника до стражника.

– И не без оснований, брат Ансельм. Ладно… – Я понял, что поговорить все равно придется. – Пока идет творение похлебки…

– А кто-то кого-то когда-то упрекал в богохульстве, – ввернул итальянец.

– Дрова, – вздохнул я. – Та поленница, что у порога, и вторая – у сарая… Так вот, пока идет… гм-м… пока похлебка варится, давай-ка подумаем, что мы узнали нового.

– То, что в гробу лежит не Жанна де Гарр. Значит, это была действительно самозванка. И вдова де Пио, как ни странно, в самом деле ведьма.

– По поводу первого согласен, – кивнул я. – Это – не Жанна де Гарр, и подмена произошла именно тогда, когда некая девица пришла в Артигат под видом исчезнувшей дочери достойного поселянина Санкси де Гарра.

– Некая черноволосая, – уточнил Ансельм.

– Некая черноволосая. А по поводу ведьмы… Брат Ансельм, мы, кажется, с тобой оба не очень верим в ведьм!

– Как и написано в каноне «Епископы».

– Да. Но если они и существуют… Над самозванкой много раз совершались церковные таинства, она исповедовалась, причащалась, над нею был проведен обряд очищения… Плохого же вы мнения о нашей Святой Католической Церкви! Какая-то деревенская ведьма оказалась сильнее церковных таинств.

– Но не сильнее добродетельного отца Гильома из Сен-Дени.

Я поглядел на парня – он был серьезен.

– Не знаю, – честно признался я. – Не знаю и объяснить не могу. Амулетов не ношу, цветки папоротника не собираю и порой пропускаю как всенощные, так и утрени. К тому же вкушаю мясо. Иногда.