Отворите мне темницу - [90]
– Что за чушь! – вспылил Иверзнев. – Я сам нынче же поговорю с Ефимом! А если кто-то возьмётся болтать…
– Никто и рта не откроет, ваша милость. – раздался из сеней спокойный, тяжёлый голос, и Илья Кострома, опираясь на костыль, неспешно выбрался на крыльцо. – И с чего вы взяли, что кто-то там слышал чего?.. Я вот ничего не слыхал, в том хоть на кресте забожусь. Мужики, кто рядом были, – тоже. Вот и Рваный ничего не слышал, – верно ж, Ерёма?..
– Ни сном, ни духом! – сипло донеслось из «смотровой».
– Ну вот… А если кто пустое болтать возьмётся – так я это дело сам улажу. Не беспокойся, Устинья Даниловна. И Ефима тревожить попусту тож незачем. Он мужик-то у тебя неплохой, а башка шалая… Да будет тебе реветь!
Но Устинья зажмурилась, и слёзы побежали по её щекам. Неловко отмахнувшись, она поднырнула под руку Костромы и скрылась в лазарете. Доктор и вор остались одни. Туча уже накрыла весь завод, угрожающе ворча и озаряясь по краям синими вспышками. Потемнело. Порыв ветра взметнул на верёвке стираное тряпьё, заполоскал полотняные ленты бинтов. Тяжкий удар грома прокатился через всю тучу, и кривая молния рассекла её надвое.
– Что мыслишь, Илья? – спросил Иверзнев, глядя на то, как первые капли плашмя ударяют в пыль и застывают в ней тёмными, влажными монетками. – Худо будет?
– Да как сказать, ваша милость… – не сразу отозвался Кострома, щурясь на качающийся под порывами ветра можжевельник. – Новая метла по-новому метёт. Вестимо, после Афанасья Егорьича много тяжельше станет. Ну – мы-то всякое видали, потерпим… Главно дело – чтоб до бунту дураков наших не довели. Начальник-то – нынче один, завтра другой, ко всему притереться можно. – вор вдруг ухмыльнулся, и Иверзнев недоуменно оглянулся на него. – А по роже-то видать, что кот мартовский тот ещё! Эка его замаслило, когда вы про Устю Даниловну сказали, что, мол, ваша она етуаль…
– Тьфу, мер-рзость какая… – прорычал сквозь зубы Иверзнев, роняя в пыль так и не раскуренную папиросу.
– Чего «мерзость»? – правильно сделали. Без Усти Даниловны нам всем погибель. Благо, ещё Васёнки тут не оказалось! А ну как разглядел бы её начальник-то?
– Кострома! Ты в своём уме?! Васёна же больна…
Вор лишь присвистнул сквозь зубы и, уже уходя в лазарет, сказал ещё что-то, чего Иверзнев не услышал за очередным ударом грома. Встав, он догнал Кострому уже в сенях.
– Что ты говоришь, Илья?
– Говорю – поаккуратней вы теперь баб в тайгу отправляйте. – озабоченно повторил тот. – Так, чтоб начальник не увидал. Вишь, – всполошился как наседка, когда Устю Даниловну без желез увидал! А коль углядит, что она ещё и за ворота эдак выходит – нагорит вам вовсе! И служивым караульным тоже. Вон – Антип Прокопьич Васёнку в лес повёз нынче, и ещё не ворочались! Теперь уж осторожность наблюдать надобно…
Кострома ушёл, а Иверзнев так и остался стоять на пороге, глядя на вставшую прямо у крыльца стену дождя.
– Всё, ребята, баста. – Лазарев с размаху вогнал лопату в сырой глиняный пласт, выпрямился и шумно выдохнул. Лицо его блестело от пота, мокрая рубаха прилипла к спине. – Отдыхать. Кто со мной купаться?
– Я! – сразу же вызвался Ефим, выскакивая из ямы. – Только глядите, там в озерке-то ключи со дна бьют! Ещё ногу судорогой схватит…
– Ну, тогда ты меня и вытащишь! Пошли! Антип, а ты что же?
– Мы с Василисой Мелентьевной по делу отойдём. – серьёзно сказал Антип. – Тут, недалече, в малинник.
– Дело-то твоё долгое, аль бегом управишься? – невинным голосом поинтересовался Ефим. – Гляди, сарафан казённый девке не попорть!
– Вот дать бы дурню по башке чем… – задумчиво отозвался Антип, вынимая из ямы заступ. Ефим заржал и тронулся вслед за Лазаревым. Антип оглянулся на Василису. Та, не обращая ни на кого внимания, стояла на коленях перед цветущими жёлтыми саранками и что-то шептала.
– Эту тоже, что ль, копать велишь, Васёнка? – осведомился Антип.
– Нет. – не глядя на него, отозвалась девушка. – Эту выкопать – толку никакого. Усохнет луковка – и только. С ней надо бы осенью…
С того дня, когда Устинья посадила в горшок цветущую герань, прошёл почти месяц. Дневник доктора Иверзнева каждый день заполнялся косыми, прыгающими от волнения строчками:
«Нынче Василиса с утра выговорила целую сентенцию: «Цветы – божьи дети, их попусту рвать – грех.» Это – первая длинная и связная фраза, которую я слышу от неё! Взгляд – осмысленный, движения ещё неловки, но улучшения заметнее с каждым днём. Более всего оживляется рядом с растениями. Вчера битый час стояла возле можжевельника и удивлялась его ягодам, уверяя, что расти на ёлке оные никак не должны. Я рассказал ей о семействе кипарисовых и о нашем Juniperus Сommunis[3]– казалось, слушала… Неужели в самом деле – чудо?..»
«Василиса стала гораздо опрятнее в одежде, хотя мелкая моторика всё ещё нарушена. Кое-как удерживает ложку. Сегодня пролила щи на юбку – сама пошла к ведру застирать. Вечера проводит в палате, слушает Устины сказки. Но сидит неспокойно: видно, что мужское общество ей неприятно. Даже я у неё доверия не вызываю. Антипа, впрочем, выносит ровнее.»
«Василиса часами возится с геранью. Видно, что ей доставляет это страшное удовольствие. Пользуясь её ремиссией, я пытался расспрашивать её о прошлой жизни, и напрасно. Она сразу же сникла, замкнулась. Устинья очень на меня рассердилась, и справедливо: незачем торопиться. И так выздоровление идёт семимильными шагами! Неряшества уже и в помине нет, сама стирает вещи, утром очень ловко заштопала на локте рубаху. Но говорит всё ещё мало и медленно. Мужчин, кроме Антипа, рядом с собой не терпит вовсе.»
Ссыльный дворянин Михаил Иверзнев безответно влюблен в каторжанку Устинью, что помогала ему в заводской больнице. И вот Устинья бежала – а вместе с ней ее муж, его брат и дети. След беглецов затерялся… Неужели они пропали в зимней тайге? Сердце доктора разбито. Он не замечает, как всё крепче влюбляется в него дочь начальника завода – юная Наташа. И лишь появление на заводе знаменитого варшавского мятежника Стрежинского заставляет Михаила другими глазами посмотреть на робкую, деликатную барышню…
Ох как тяжела доля сироты-бесприданницы, даже если ты графская дочь! Софья Грешнева сполна хлебнула горя: в уплату карточного долга родной брат продал ее заезжему купцу. Чтобы избежать позора, девушка бросилась к реке топиться, и в последний момент ее спас… подручный купца, благородный Владимир. Он помог Софье бежать, он влюбился и планировал жениться на юной красавице, но судьба и злые люди делали все, чтобы помешать этому…
Они горячо влюблены в Устинью – ссыльный дворянин Михаил Иверзнев и уважаемый всеми крестьянин Антип Силин… А она не на жизнь, а на смерть любит своего непутевого Ефима, с которым обвенчалась по дороге в Сибирь. Нет ему покоя: то, сгорая от ревности к жене, он изменяет ей с гулящей Жанеткой, а то и вовсе ударяется в бега, и Устинье приходится умолять суровое начальство не объявлять его в розыск…
Мыслимое ли дело творится в Российской империи: потомок старинной дворянской фамилии Михаил Иверзнев влюбился в крепостную крестьянку Устинью, собственность его лучшего друга Никиты Закатова! А она мало того что дала решительный отказ, храня верность жениху, так еще и оказалась беглой и замешанной в преступлении – этот самый жених вместе с братом, защищая ее, убил управляющую имением. И страдать бы Иверзневу от неразделенной любви, если бы не новая беда – за распространение подозрительной рукописи среди студентов он схвачен жандармами.
Крепостная девушка Устинья, внучка знахарки, не по-бабьи умна, пусть и не первая красавица. И хоть семья её – беднее некуда, но именно Устю сватает сын старосты Прокопа Силина, а брат жениха сохнет по ней. Или она и впрямь ведьма, как считают завистницы? Так или иначе, но в неурожае, голоде и прочих бедах винят именно её. И быть бы ей убитой разъярённой толпой, если бы не подоспели Силины. Однако теперь девушке грозит наказание хуже смерти – управляющая имением, перед которой она провинилась, не знает пощады.
Разлука… Это слово прочно вошло в жизнь сестер Грешневых. Они привыкли к одиночеству, к вечной тревоге друг за друга. У них больше нет дома, нет близких.Как странно складывается судьба!Анна становится содержанкой. Катерина влюбляется без памяти в известного в Одессе вора Валета и начинает «работать» с ним, причем едва ли не превосходит своего подельника в мастерстве и виртуозности.И лишь Софье, кажется, хоть немного повезло. Она выходит на сцену, ее талант признан. Музыка – единственное, что у нее осталось.
Огромное войско под предводительством великого князя Литовского вторгается в Московскую землю. «Мор, глад, чума, война!» – гудит набат. Волею судеб воины и родичи, Пересвет и Ослябя оказываются во враждующих армиях.Дмитрий Донской и Сергий Радонежский, хитроумный Ольгерд и темник Мамай – герои романа, описывающего яркий по накалу страстей и напряженности духовной жизни период русской истории.
Софья Макарова (1834–1887) — русская писательница и педагог, автор нескольких исторических повестей и около тридцати сборников рассказов для детей. Ее роман «Грозная туча» (1886) последний раз был издан в Санкт-Петербурге в 1912 году (7-е издание) к 100-летию Бородинской битвы.Роман посвящен судьбоносным событиям и тяжелым испытаниям, выпавшим на долю России в 1812 году, когда грозной тучей нависла над Отечеством армия Наполеона. Оригинально задуманная и изящно воплощенная автором в образы система героев позволяет читателю взглянуть на ту далекую войну с двух сторон — французской и русской.
«Пусть ведает Русь правду мою и грех мой… Пусть осудит – и пусть простит! Отныне, собрав все силы, до последнего издыхания буду крепко и грозно держать я царство в своей руке!» Так поклялся государь Московский Иван Васильевич в «год 7071-й от Сотворения мира».В романе Валерия Полуйко с большой достоверностью и силой отображены важные события русской истории рубежа 1562/63 года – участие в Ливонской войне, борьба за выход к Балтийскому морю и превращение Великого княжества Московского в мощную европейскую державу.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
Таинственный и поворотный четырнадцатый век…Между Англией и Францией завязывается династическая война, которой предстоит стать самой долгой в истории — столетней. Народные восстания — Жакерия и движение «чомпи» — потрясают основы феодального уклада. Ширящееся антипапское движение подтачивает вековые устои католицизма. Таков исторический фон книги Еремея Парнова «Под ливнем багряным», в центре которой образ Уота Тайлера, вождя английского народа, восставшего против феодального миропорядка. «Когда Адам копал землю, а Ева пряла, кто был дворянином?» — паролем свободы звучит лозунг повстанцев.Имя Е.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.