Ответный удар - [5]

– Твоя главная задача – мальчишка. Ищи его, Евгений Петрович. Найдешь, можешь считать, наполовину свой сегодняшний промах искупил, – добавил после паузы председатель КГБ.

Питовранов облегченно выдохнул про себя.

«Слава богу, в этот раз пронесло, ещё побарахтаемся».

Но вслух сказал:

– Буду землю рыть, Юрий Владимирович, но этого щенка найду, можете не сомневаться.

26 декабря 1978 года. Вечер

– Иэх, – топор безжалостно обрушился на толстое суковатое полено и с хрустом перерубил его на две части. Крепкий седобородый мужик лет шестидесяти выдохнул облако белого морозного воздуха, засадил лезвие топора в чурбан и распрямился. Смахнул серым рукавом телогрейки мутные капли пота, сбив на бок ушанку, оставляя на лбу грязные следы.

Я тихонько постучал по деревянным доскам калитки. Старик обернулся и увидел меня. Глянул из-под косматых седых бровей и хрипло спросил:

– Чего тебе, парень?

– Здравствуйте, Иван Дмитриевич, – дружелюбно улыбнулся я.

– Ну здравствуй, коли не шутишь, юноша, – усмехнулся седобородый. – Чего надобно?

– У меня к вам письмо от Константина Николаевича.

– Какого Константина Николаевича? – прищурился старик. Под его изучающим тяжелым взглядом я почувствовал себя неуютно.

«А старик хватку то не потерял. Матерый волкодав. Именно так и определяются бывшие менты и гебешники. По специфическому, давящему взгляду. На подследственных или подозреваемых так смотрят. Или на подозрительных, незнакомых людей. Профессиональная деформация. Надеюсь, дед, ты знал, что делал, когда писал записку-письмо», – мелькнула в голове тревожная мысль.

– Генерал-лейтенанта, Константина Николаевича Шелестова. Он просил передать, что время отдать должок наступило и ещё вручить вам лично в руки письмо от него, – на одном дыхании выпалил я.

– От Кости, значит? – из взгляда ушла настороженность. – А ты кто, будешь, юноша? Что у тебя с бровью?

Я машинально потрогал пальцем полоску пластыря.

– Так получилось. Я вам чуть позже все расскажу.

Дед продолжал внимательно изучать меня.

– Странный ты, парень. Непонятный. Не на занятиях почему-то. В твоем возрасте молодежь где-то учится или работает, коли постигать науки не хочет. И куртка у тебя интересная. Немного мятая и, похоже, наспех от грязи очищена. Повторю вопрос: Кто, ты такой, юноша?

– Внук Константина Николаевича Шелестова, Алексей.

– Внук, говоришь? – прищурился дед. – А, похож. Вылитый Костя, в молодости. Только пониже да пожиже.

– Мы так и будем стоять на морозе? Или позволите мне в дом войти? – саркастично поинтересовался я. – Мне точить лясы с вами недосуг. Записку вам от деда хотел передать. Но если она вас не интересует, не отнимайте у меня время, скажите и я уйду.

– Ты гляди, какой ершистый, – усмехнулся Иван Дмитриевич, – Костя в твои годы таким же был. Конечно, позволю. Куда я денусь?

Старик неторопливо двинулся навстречу. Хлопья снега сочно хрустели под толстыми серыми валенками. Крепкая мозолистая ладонь сдернула защелку, и распахнула жалобно скрипнувшую калитку.

– Заходи.

Я не заставил себя упрашивать и юркнул во двор, придерживая рукой лямки рюкзака.

Дед ещё раз окинул меня внимательным взглядом, развернулся и зашагал к дому. Я шёл следом, смотрел на маячившую впереди широкую спину в старой серой телогрейке с вылезшими на плече нитями ваты и прикидывал, как построить разговор. Чувствовал, что человек явно не простой. Да и дед кое-что о нём рассказал, когда письмо передал.

Дверь оказалась не заперта, старик дождался меня, распахнул её и жестом пригласил зайти.

– Обувку свою в тамбуре скидывай, грязь не заноси. У меня слуг нет, сам убираюсь, не барин, чай, – ворчливо предупредил меня хозяин.

Из раскрытой двери потянуло теплом и домашним уютом. Меня немного развезло, и дед это сразу заметил.

– Давно на морозе бегаешь? – усмехнулся он, закрывая дверь.

– Часа два, – честно признался я. – До Авдеевки автобусом добирался, а потом пришлось к вам шагать. Вы, как партизан, Иван Дмитриевич, в такую глушь забрались, что так просто не добраться.

– Знаю, – улыбнулся дед. – У нас транспорт редко ходит. Мало людей здесь осталось. В Авдеевке, и клуб, и магазин большой, и колхоз под боком. Школа с библиотекой имеются. Вот народ туда и потянулся к цивилизации поближе. А здесь уже мало кто живет. Умирает Терехово. И до войны всего лишь несколько семей жило. А сейчас вообще, только я, да ещё пара старух соседок осталось. Да семья одна выбрала дом, получила ордер у председателя, и сюда перебралась. Отчего, не ведаю. Неудобно тут. Даже в магазин нужно в соседнюю деревню идти минут пятнадцать. Кстати, тебе нужно было до Боровков доехать, а не в Авдеевке сходить. Быстрее бы добрался.

– Ага, – ухмыльнулся я. – Уже знаю. Просветили люди добрые по дороге. С одной из ваших соседок тоже познакомился. Она мне и подсказала, как ваш дом найти.

– Это какой соседкой? – нахмурился дед, – высокой и худой или низкой и полной?

– Со второй. Сидела на лавочке у дома, закутанная в серый платок почти до самых глаз. Марьей Тимофеевной представилась. Перед тем как рассказать, как к вашему дому пройти, выспрашивала, по какому делу приехал, и кем вам прихожусь.