Ответ знает только ветер - [32]

Снизу, из одного из дансингов, до меня едва доносилась музыка. Я лежал на спине и думал о красной розе, которую вертела в пальцах Николь Монье. В квартире Алана Денона, утверждавшего, что никогда не слышал такого имени, я увидел точно такую розу. Она стояла в углу спальни с зеркалами, наполовину скрытая каким-то шкафчиком. Конечно, это могла быть совсем другая роза.

18

Наутро опять стояла дикая жара. Воздух за окном гостиной дрожал и струился, когда я пил чай и закурил первую сигарету. Я несколько раз пытался бросить курить, но сейчас был для этого слишком напряжен и взволнован. Поэтому решил хотя бы курить поменьше. Таблетки, рекомендованные врачом, я принимал регулярно. Все мое тело покрылось лиловыми, желтыми и зелеными пятнами и страшно болело. Я надел самый легкий из взятых с собой костюмов, но когда в девять часов позвонил в квартиру Анжелы Дельпьер, рубашка уже прилипла к телу, и я весь обливался потом. Резкая смена климата и боль от побоев сильно сказались на моем настроении. Я чувствовал себя усталым и старым. Да, очень старым. Голова у меня кружилась.

Дверь открылась.

— Мсье Лукас? — спросила молодая женщина, открывшая дверь. Она была одного роста со мной, ярко-рыжие волосы и огромные карие глаза, опушенные длинными шелковистыми ресницами, а на узком овале лица выделялись удивительно красиво изогнутые губы. На ней были только шорты и легкая зеленая блузка, полы которой были узлом стянуты на животе, и никакой обуви. У нее была удивительно стройная фигура и длинные ноги. И вся она была шоколадная от загара. Женщина улыбнулась, обнажив жемчужный ряд зубов. Но даже когда она улыбалась, из ее глаз не уходила грусть. Этот-то налет грусти в ее взоре и заставил забиться мое сердце, когда я впервые увидел Анжелу.

— Я не отниму у вас много времени, — сказал я, входя в небольшую прихожую. — У меня к вам всего несколько вопросов.

— Спрашивайте хоть целый час, мсье Лукас. Ведь я сказала вам, что человек, портрет которого я пишу, придет в десять. О Боже, да вы совершенно взмокли! Сейчас же снимите пиджак! И галстук! Здесь нельзя ходить в такой одежде, не то хватит тепловой удар!

— Все, что я взял с собой, не годится для здешних мест, — сказал я, снимая пиджак и развязывая галстук.

Она повесила то и другое на плечики.

— Туфли тоже снимите, — сказала Анжела Дельпьер. Тон ее был спокойный, очень деловой и категоричный.

Я помедлил.

— Ну, что же вы!

Я скинул туфли.

— Мы с вами пройдем на террасу. Здесь, наверху, всегда веет слабый ветерок, — сказала Анжела.

Мы миновали ее мастерскую, дверь которой была открыта. Я заметил несколько картин и мольбертов. Потом вслед за Анжелой я прошел через гостиную, очень просторную и обставленную современной мебелью в светлых тонах. По одной стене от пола до потолка тянулись стеллажи с книгами. На противоположной стене я увидел полку, на которой красовалось не меньше пятидесяти фигурок слонов из самых разных материалов и самых разных размеров — от крошечных до огромных; и у всех хобот был задран вверх. Я на миг остановился перед этой полкой. Больше всех мне понравился маленький слоник из черного дерева. Он был толстенький и очень забавный. Мне сразу вспомнилась моя коллекция слоников в Дюссельдорфе, но лишь мельком, потому что Анжела шла очень быстро, а мне каждый шаг причинял боль. В гостиной стоял большой телевизор. Мы с ней прошли еще через зимний сад с множеством цветущих растений в горшках, и здесь я заметил еще один телевизор. Анжела перехватила мой взгляд.

— У меня есть и третий. Стоит в кухне. Я телефанат. Особенно по части информационных программ. Я хочу знать все новости. Поэтому слушаю и дневные, и вечерние, и ночные передачи, и «24 часа», первые новости и последние. Попросту все. По первому каналу и по второму. И даже телестанцию Монте-Карло. Если во время передачи известий мне приходится перейти в другую комнату, я могу и там продолжать слушать. — Она засмеялась. — А в мастерской стоит еще и четвертый. Совсем помешалась, да?

— Есть немного, — замялся я. — Возможно.

Мы вышли на террасу, и я просто задохнулся от восторга. Эта терраса, с двух сторон огибавшая очень большую квартиру, сама была лишь на треть меньше по площади. Никогда в жизни я не видел такой огромной. И никогда не видел, чтобы на террасе было море заботливо ухоженных цветов. Она была к тому же еще и обставлена как гостиная. Тут стояли шезлонги, столы и плетеные кресла, а в тени большого тента — угловой диванчик с журнальным столиком и кресло-качалка. Пол на террасе был покрыт белыми и голубыми кафельными плитками. Квартира занимала верхний этаж здания, так что никто не мог видеть убранство террасы. Тем не менее, на одном ее торце была выстроена беседка из деревянных перекрещивающихся планок, выкрашенных в белый цвет. Планки эти были едва видны, так как по ним вились плющ, жасмин и бугенвилии — колючие вьющиеся растения с маленькими и легкими овальными листочками и цветами всех оттенков красного, фиолетового и оранжевого. У основания беседки стояли длинные ящики с землей, в которых и коренились все эти растения. Кроме них на полу красовались еще и большие пузатые керамические вазы, в которых росли белые и фиолетовые петуньи и множество красных, белых и голубых гераней. В керамических вазах сбоку имелись отверстия наподобие небольших кармашков. В них буйно цвели крошечные розочки всех оттенков. Анжела опять перехватила мой взгляд.