Отвергнутая - [97]

Эта мысль его потрясла. Пройдя через эту пытку, когда он слушал, как Эдуардо занимался с ней любовью, он потом всю ночь лежал без сна, изнемогая от желания иметь ее, но сдерживал себя. Он до сих пор удивлялся, что не убил их обоих.

Она каким-то образом проникла ему в душу. Может быть, поворотным пунктом оказался тот момент ночью, когда он сказал, что ее отец был трусом. Она не поверила, и лицо ее утратило всю свою красоту. Никогда она не выглядела более ранимой, и никогда он не испытывал такой нежности к другому существу.

Она перевернула весь его мир, вызвала в нем совершенно нежелательные эмоции, и это делало ее опаснее любой пистолетной пули. Он начал задумываться о будущем, которого никогда не желал. Он должен избавиться от этой лихорадки, а для этого был только один путь.

Тайрон, не постучавшись, распахнул дверь ее комнаты. Она не отреагировала, только взглянула в его сторону без всякого удивления.

То, что она не испугалась, сильно задело его.

— Какого черта, где вы были?

Она какое-то мгновение молча смотрела на него, складывая юбку, которую держала в руках.

— Я все знаю о Голубой Мадонне.

Ее ответ поразил его, но он не подал виду. Неважно, кто был этим посланцем. Кем бы он ни был, даже самим Эдуардо, эта новость не помешала ей вернуться в его дом, а в настоящий момент только это и важно.

— Что вы узнали?

Ее голос звучал устало и слабо.

— Я узнала, что мой отец нанял людей украсть голубой топаз и что они убили невинных людей и осквернили святое место, чтобы добыть его.

— А Таварес? Что вы узнали о нем?

Филадельфия покачала головой.

— Ничего.

Тайрон нахмурился.

— Ваш информатор не сказал вам, что те люди убили родителей Тавареса?

Увидев ее потрясенное лицо, он выругался про себя. Какая женщина может быть не чувствительной? Ну что ж, она получит все сполна. Быть может, полная правда вытравит остаток ее чувств к Таваресу.

— Следующий раз, когда увидите Тавареса, спросите его о шрамах. Это ваш отец несет за них ответственность. — Его голос звучал насмешливо. — Бандиты изнасиловали, а потом убили его мать. А Эдуардо пытали, чтобы заставить его отца отдать им Голубую Мадонну. Когда отец в конце концов не выдержал и отдал им ее, они перерезали ему глотку. Вот она, эта история, которую он мог бы рассказать вам, если бы счел нужным.

— О Боже! — Филадельфия закрыла глаза от этого нового удара.

— Вы ведь совсем его не знаете, не так ли?

— Я думаю, что не знаю никого, даже себя. — Она смотрела на него, ничего не видя. — Я ходила к Макклоду.

— Святой Боже! — Он схватил ее за плечи. — Что вы рассказали ему?

— Что вы его ищете.

Он грубо начал ее трясти.

— Кто он? Говорите, или я выколочу это из вас!

Она посмотрела в его прозрачные безжалостные глаза.

— Я вам верю, но не скажу. Убейте меня.

Он отпустил ее, опасаясь собственной вспыльчивости.

— Я ненавижу мучеников! Мне не нужна ваша жалкая жизнь. — Его глаза странным образом потемнели. — Но вас я хочу!

Она даже не сопротивлялась, когда он грубо обнял ее. Она ничего не ощутила, когда его губы вобрали в себя ее губы. Она смутно понимала, что он сорвал с нее одежду, чувствовала его руки, рыщущие по ее телу. У нее не было сил сопротивляться, когда он потащил ее в постель и навалился на нее. Она почувствовала вкус крови у себя на губах, потом прикосновение его горячих рук к ее шее, затем ощутила, как он взял рукой ее грудь. Откуда-то издалека она слышала, как его голос настоятельно требовал от нее, чтобы она сопротивлялась, чтобы не дарила ему столь легкую победу, но она была слишком усталой, слишком слабой, чтобы что-то чувствовать. Она даже не поняла, когда его тело замерло на ней. Она ничего не понимала, пока его широкая ладонь не взяла ее лицо и не потрясла его.

Она открыла глаза и столкнулась с его угрожающим взглядом.

— Сопротивляйся, проклятая! — рычал он. — Дерись, кричи, но не уходи от меня!

— Зачем? — слабо прошептала она. — Чтобы вы могли причинить мне боль и чувствовать себя правым?

Он отпрянул от нее, словно она обнажила клыки. Она сказала правду. Он хотел наказать ее за любовь к Таваресу. Он сел на постели, отвернувшись от нее, и принялся методически ругаться на смеси франко-креольского и испанского.

Спрятав лицо в подушку, Филадельфия лежала, прислушиваясь к биению своего сердца, уверенная, что любое ее движение может спровоцировать его на то, чтобы завершить насилие, которое он начал.

— Какую фамилию носит Макклод?

Она заметила дрожь в его голосе и подумала, справился ли он со своей похотью?

— Зачем это вам?

— Вам не кажется, что для одного дня вы задаете слишком много вопросов? Вы уже узнали, почему Эдуардо сделал то, что он сделал. Вы узнали, почему он ищет Макклода. Вы не думаете, что этого достаточно, чтобы вы рассказали мне, где его найти?

— Эдуардо хотел расправиться с людьми, виновными в смерти его родителей. Вы тоже хотите убить Макклода. Почему?

— Если вы ожидаете, что я поведаю вам историю, похожую на историю Эдуардо, вас ждет разочарование!

— Вы наемный убийца?

Он ухмыльнулся и встал с постели.

— А что, если я такой?

— Вы убиваете за деньги?

Такой ледяной улыбки она в жизни своей не видела.

— Иногда я убиваю просто из удовольствия!