Отвечая за себя - [27]

Вместе с реальной оппозицией исчезает и образ врага, враг становится всё более призрачным, бесплотным. Ну кто из 10 кандидатов 2010 года мог рассматриваться как серьёзный враг Лукашенко, кто мог представлять для него угрозу? Никто.

Ну, а уж когда их выпускали из тюрем, то всем показывали их бессилие и политическую несостоятельность, несерьёзность.

А враг интересен, важен и полезен только тогда, когда он серьёзен. Поэтому чем меньше может оппозиция в стране, тем большее значение приобретает Позняк в эмиграции. Большее значение не в реальности, а в нарративе, в описании реальности.

Позняк нужен Лукашенко для укрепления его режима. Не настоящий Позняк, конечно, а Позняк из нарратива, из повествования о реальности.

Итак! Что же получается?

А получается два варианта.

― Господствующему в стране большому нарративу может быть противопоставлен такой же большой нарратив. Такой же полный, объёмный, описывающий все стороны и аспекты беларусской реальности. И спикером (главным повествователем) может быть фигура, равная Лукашенко по рейтингу, популярности и «отмороженности».

― Господствующий в стране нарратив может быть снят, то есть включён в больший нарратив, который полностью поменяет смыслы, существующие в сегодняшнем «описании мира».

Впрочем, эти варианты совместимы.

***

Вот вы говорите — модерн!

А что вы называете этим ничего не значащим словом?

Так называют архитектурный стиль (или шире — стиль в культуре). Его ещё называют югендштиль — то есть новый, или молодой, стиль. Называют и арт-нуво, что то же самое.

Но молодое стареет, всё новое становится старым. Вот этот самый стиль модерн возник как новый в конце XIX — начале ХХ века, пообносился и стал старым стилем уже во время Первой мировой войны. А после войны и вовсе стал старьём.

А вы всё говорите — модерн!

Вот и Павел Терешкович повторяет старую байку про то, что нация — это проект модерна.

И что он имеет в виду?

Вчера у меня возникло подозрение: он считает, что модерн — это нечто существующее или существовавшее в реальности, в исторической реальности.

Но это ошибка. Или наглая ложь.

Никакого модерна никогда не существовало. Или не так: модерном каждый мог называть время, которое непосредственно предшествовало тому, новейшему времени, в котором живёт и осознаёт себя говорящий.

Поэтому каждый, кто произносит слово «модерн», автоматически помещает себя в постмодерн.

Все всегда живут в состоянии постмодерна.

В этом смысле слова «модерн» и «вчера» означают примерно одно и то же. Это прошедшее время. Поскольку сказать «вчера» можно только сегодня. А завтра это уже будет позавчера, а словом «вчера» будет называться совсем другой день — тот, что вчера был сегодня.

Это понимают даже маленькие дети, но профессора культурологии об этом прочно забыли. Ведь они же не дети!

Так вот, не было никакого модерна. Этим словом называется время с середины XVIII века и до того, как в моду вошло слово постмодерн. То есть от забора и до обеда.

И когда повторяют банальную фразу «нация — проект модерна», думают, что этим что-то объясняют. Может, и объясняют, но уж точно ничего не понимают.

А чего не понимают?

Состояние культуры и мышления второй половины XVIII века современники (те, для кого тогда были свои «сегодня» и «вчера») характеризовали как эпоху Просвещения.

Что они имели в виду?

Они думали, что все общественные проблемы можно решить просвещением людей. Или образованием.

Если в предшествующее время (которое для Канта, Гёте, Русо, Дидро, Вольтера и их современников было «вчера») людьми считались аристократы, дворяне, священники, образованная публика, а все остальные никого не волновали, то тогда (для них «сегодня») людьми стали признавать всех без исключения (то есть белых европейцев, но ещё не рабов).

При таком расширении состава людей быстро выяснилось, что массы тёмные и тупые. Но они люди. Их надо вывести из темноты — просветить. Отсюда — Просвещение как главная задача и ценность эпохи.

И они стали учить. В Пруссии король, министры и чиновники задумались о всеобщем начальном образовании.

Несчастный одинокий Ян Амос Коменский думал об этом ещё «вчера». Евреи всех детей поголовно учили читать и писать. Протестанты в Америке тоже пошли по этому еврейско-коменскому пути.

Но это были частные партикулярные традиции. В Европе же царили абсолютистские государства и без указа, декрета, разрешения короля ничего не делалось.

Старый Фриц (Фридрих II Великий) начал строить нацию сначала из прусаков — даже не всех, а потенциальных солдат для регулярной армии. Ввёл всеобщее начальное образование. Отменил принцип религиозной идентичности.

Даже в те времена высокого Просвещения в разных частях Европы и мира всё было не так.

Для строительства нации (да-да, именно строительства, нации не заводятся от сырости) следует учитывать несколько важнейших характеристик и факторов культурно-исторической ситуации:

― Структура общества и хозяйственного уклада.

― Уровень массового образования народа, из которого делается нация.

― Состояние и скорость массовой коммуникации в этот период.

Можно учитывать и ещё множество факторов, в том числе и мешающие созданию нации, но я не диссертацию пишу сейчас.