Отважный капитан - [3]

— Ну, а теперь спать, да смотрите насчет войны не проговоритесь где-нибудь, а то не сносить нам головы. Про что сказано в старых преданиях — все сбудется!

— А про что сказано в старых преданиях, папа? — спросил Георгий. — Что мы освободимся, да?

Стойко перевел взгляд на сына.

— Когда царь болгар, Иван Шишман, спасаясь от турок и от пожаров, бежал из Тырнова, он схватил горящую головешку, воткнул ее в землю на Царевом холме, недалеко от своих палат, и сказал: «Болгария тогда освободится, когда прорастет эта головешка!..» Вконец отчаялся царь, потерял всякую веру в то, что мы когда-нибудь избавимся от турок. А вот нынче свершилось чудо… Очевидцы рассказывают, что на том самом месте, где была воткнута головешка, вытянулись молодые побеги.

Дети слушали как зачарованные.

На улице внезапно поднялся сильный ветер. Он ворвался в заклеенное бумагой оконце, с грохотом распахнул дверь, даже черепицы на крыше зашевелились.

— О! — вздрогнул отец и обернулся к оконцу. — Южняк подул!.. Видали? Вот и зиме конец. Завтра или послезавтра надо будет раскрыть виноград.

Поднявшись на ноги, мальчишки вслушивались в завывание ветра. Руса кинулась к окошку:

— Папа, папа, ветер прорвал бумагу!

В окошке снова запел прилетевший невесть откуда ветер. Он бушевал и бесновался на улицах и во дворах, стучался в двери и окна, сотрясал крыши и пригибал деревья.

Стойко стряхнул со штанов табак и пепел, запер на засов входную дверь и пошел спать. Дети последовали за ним. Спали все вместе на нарах. Руса прильнула к матери, а мальчишки улеглись по другую строну, возле отца, у самого окна, и укрылись ковром.

Скоро во всем доме наступила тишина. А шальной ветер по-прежнему носился по селу из конца в конец. Деревянный домишко скрипел и трещал, словно утлое суденышко в бушующем море.

Георгий долго не мог уснуть: его не покидала мысль о старом предании и о молодых побегах.

«Может, и вправду такое случилось?..»

НЕЗВАНЫЕ ГОСТИ

Все в доме спали глубоким сном, хотя па улице давно уже было светло. И кто знает, сколько проспали бы еще, если бы их не разбудил громкий и настойчивый стук в дверь.

— Эй, чорбаджи[4] отворяй!

— Люди, вы живы там? Откройте!

Первой проснулась Стойковица, а затем и сам Стойко. Ветер выл с прежней силой, и они никак не могли понять, в их дверь стучатся или к соседям.

…Виууу! — стремительно проносился южняк и тотчас же исчезал где-то в ущельях Балкан. Потом возвращался и снова за свое: виууу, оууу! Совсем как человеческие стоны.

Стойковица затаив дыхание подошла к окошку. Ей показалось, будто па улице плачут дети: мамоо, меее, виууу!

— Стойко, Стойко! — испуганно шептала она. — Пойди-ка погляди, что там стряслось на улице. Не то дети плачут, не то ветер воет.

— Ветер… Ты что, не слышишь?

— В дверь стучатся, Стойко. Ну-ка встань, я боюсь отворять.

— Ох, какая же ты у меня трусиха! Неужто не слышишь, что ветер воет? Отстань. Дай еще подремать!..

Открыв дверь, Стойковица вышла в сени и снова прислушалась. На улице отчетливо звучал турецкий говор:

— Отворяйте вы, гяуры![5] Нечего прикидываться спящими. А то сломаем дверь и переколем всех, как ягнят. Живо отворяйте!

В дверь стали колотить еще громче.

Стойко вскочил с постели и быстро натянул штаны. Дети тоже встали, торопливо оделись и, подойдя к окошку, заглядывали в щели ставен. Ничего увидеть не удалось.

— Вы оставайтесь тут, — сказал отец, — а я выйду на улицу: посмотрю, что там такое, и узнаю, чего они горланят, эти ранние гости.

— Стойко, не смей выходить, — взмолилась жена, — ведь это же турки, не болгары… Я по разговору узнала.

— Ну и что из того, что турки? Я в своем доме хозяин!

— Папа, не ходи с голыми руками! — кинулись к нему мальчики. — Хоть нож сунь за пояс. А вдруг пригодится… Всякое бывает. Этим разбойникам верить нельзя.

— И я пойду с тобой, папа, — сказал Георгий и кинулся вперед.

Однако отец остановил его и сам направился к наружной двери; мальчишки последовали за ним. Стойко приник к зарешеченному маленькому оконцу в двери и затаив дыхание выглянул на улицу. Перед домом стояло несколько навьюченных большими корзинами лошадей. Из корзин высовывались головки маленьких, четырех-пятилетних детей; они протягивали ручонки и о чем-то просили плачущими голосами. Однако ветер выл с такой силой, что слов нельзя было разобрать.

От этого зрелища у Стойко мурашки побежали по спине. В корзинах везли детишек, словно ягнят на заклание. По их лицам и по отдельным словам: «Мама, мама!» — Стойко догадался, что эти малыши — болгарские дети. Это открытие повергло его и ужас. Однажды ему пришлось наблюдать, как гнали скованных одной цепью рабов, словно лошадей, но корзины, битком набитые детьми, — такого ему еще не приходилось видеть! В страхе он даже перекрестился и кинулся назад.

— Мария, прячь детей! Скорее веди их в убежище!

— Разве мы маленькие, папа, — отозвался Георгий. — Зачем нас прятать?

— Бегите, говорю вам! — прикрикнул Стойко. — Прячьтесь, пока они не ворвались. Оставьте меня одного, я сам буду с ними разговаривать.

Крики ва улице усиливались, стук в дверь становился все настойчивей. Мать прихватила небольшой узелок с едой, собрала детей и повела их перед собой к потайной дверке, выходящей на задний двор. Убежище находилось в лесу, и добраться до него можно было через соседские дворы. Когда надвигалась опасность, в этом убежище прятались все жители села.