Отважный капитан - [2]

Шрифт
Интервал

Я очень рад, что моя книга «Отважный капитан» находит такой теплый прием у советских читателей (она переведена и на грузинский язык). Мне вдвойне приятно, что это второе русское издание выйдет в свет накануне столетия освобождения моей родины братским русским народом. Надеюсь, что эта книга, полная любви к России, будет пробуждать взаимные братские чувства между нашими народами, содействовать укреплению пашей великой и несокрушимой болгаро-советской дружбы.

София, 11 мая 1975 г.

Камен Калчев

СТАРЫЕ ПРЕДАНИЯ

Лютое зло, много зла, прискорбные и жестокие времена. Оттого мне и переписать не удалось. Простите, аминь…

Миновала полночь. В селе и в окрестных хуторах пропели петухи. Холодные мартовские звезды, мигая словно свечки, гасли одна за другой, будто их кто задувал. Еще полчаса, и застрявший между двумя высокими холмами месяц, выгнутый красным рогом, зайдет. В дебрях Стара Планины, в глубокой котлообразной долине, безмятежно спало большое старинное село Котел.

Несмотря на позднее время, посиделки в доме Стойко Мамареца были в самом разгаре. И если бы медвежатнику дедушке Станчо, который пришел из Еркечского хутора, чтобы повеселить своей трехструнной гуслой молодежь, не захотелось спать, гулянью не скоро пришел бы конец. А раз ушел дедушка Станчо, мало-помалу разбрелись по домам девушки и парни, и Мамарец остался один со своими домочадцами.

В очаге догорал огонь. На поверхности луженых противней и блюд играли золотые отблески тлеющих углей. Вблизи очага валялись муравленые миски и глиняные баклажки, медные котелки и глубокие горшки, еще совсем недавно полные красного сливенского вина. О том, какое тут царило веселье, какие подавались угощения, можно было догадываться по еще не убранным сосудам, которые осушили гости, да по пустым блюдам.

Возбужденный выпитым вином и юнацкими песнями[1] старого гуслара, бай[2] Стойко все еще лежал у очага и, крепко зажав в руке трубку тутового дерева, тихо говорил:

— Ступай, Мария, ложись, завтра уберешь. И Руса пускай ложится. А мы с мальчишками еще покалякаем тут немного.

Однако Мария, рослая, крепкая, работящая котленка, зная, что при таком беспорядке ей не уснуть, не стала обращать внимания на слова мужа. Засучив рукава, она вместе с дочерью Русой прибрала в доме, перемыла всю посуду и только тогда пошла спать.

Тем временем бай Стойко, окруженный сыновьями, продолжал начавшийся при гостях разговор о тех давнишних временах, когда в Балканах повсюду гуляли «юнаки из юнаков».

Папа, а можно, и я послушаю? — робко подошла к очагу Руса.

— Садись, детка, садись.

Старик воодушевился еще больше — не только мальчишки Ради, Стати и Георгий, но и дочь заинтересовалась его рассказом.

— Ты спрашиваешь, откуда пошли юнацкие песни? Они вовек не переведутся, говорил Стойко, потягивая трубку и припоминал, про что пел гуслар. — Сколько до нас народу погибло, сколько юнацких голов слетело!.. Что ж, по-вашему, если мы триста — четыреста лет прожили в рабстве, то все это время походили на стадо овец и ни разума у нас не было, ни огня в груди? И разум нас не покидал, и юнаков было немало… От них дошли и песни, что вам поет дедушка Станчо.

— Ну хорошо, папа, — отозвался Георгий, самый младший из мальчишек, — раз у нас было столько юнаков, то почему же мы до сих пор не прогнали турок? Почему терпим их почти четыреста лет?

Стойко обернулся и задержал на нем взгляд.

— Ты прав, сынок. Я и сам часто спрашиваю себя: почему?

Юнаков много, а мы остаемся в рабстве. Чего нам не хватает? Царя у нас нет своего или войска недостает?

— Царь у нас был, но что от него толку? Оставил Тырново — и сбежал… И войско — врассыпную…

— А по-моему, — вмешался самый старший сын, Ради, — если бы у нас нашелся такой царь, который бы собрал под знамя всех балканских юнаков и повел их на Стамбул, тогда бы все узнали, на что способны болгары!

— Царь с сотней юнаков дела не сделает, Ради, — возразил Георгий. — Пока они доберутся до Адрианополя, турок их переловит, что твоих цыплят. Тут много народу нужно — большое войско и толковые командиры!

— Вроде Суворова! — добавил отец и вздохнул: — Эха-ха! Нам и во сне не видать таких командиров и капитанов! Будь они у нас, турки узнали бы, на что мы способны…

— А откуда же их взять, папа?

— Известно откуда…

Заинтригованные мальчишки глядели на него с нескрываемым любопытством.

— Дед Иван пришлет нам их, — продолжал Стойко, — запомни мои слова!.. Это дело давно уже готовится, только еще не пришло время. Был тут проездом один капитан, так вот он сказал, что опять должна быть война между московцами и турками… Только вы об этом не болтайте, а то беды не оберемся.

Мальчишки оживились.

— Как только придет сюда московец, нашему рабству конец! — продолжал Стойко. — Тогда уже не будут торговать нами в Анатолии[3] как скотиной… Вы слыхали про йесирбазар? Не слыхали! А вот я собственными глазами видел его в Стамбуле. Он и поныне там есть. На йесирбазаре людьми торгуют так же, как, к примеру, волами или лошадьми. Заглядывают в рот, смотрят зубы… Не приведи господь попасть на тот йесирбазар!

Стойко тяжело вздохнул, выбил пепел из трубки и спрятал ее в сафьяновый кисет.


Еще от автора Камен Калчев
Новые встречи

В предлагаемом читателям романе, вышедшем в Болгарии в 1960 году, автор продолжает рассказ о жизни и труде рабочих-текстильщиков. Это вторая книга дилогии о ткачах. Однако по характеру повествования, по завершенности изображаемых событий она представляет собой вполне самостоятельное произведение. В русском издании вторая часть «Семьи ткачей» с согласия автора названа «Новые встречи».


Димитров: сын рабочего класса

Дело Георгия Димитрова огромно. Трудно все охватить в беллетризованной биографии. Поэтому я прежде всего остановился на главных событиях и фактах, стараясь писать ясно, просто, доступно, чтобы быть полезным самым широким читательским кругам, для которых и предназначена моя книга.Камен Калчев.


Пробуждение

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Генеральная проверка

В книгу современного болгарского писателя вошли романы «Огненное лето» и «Восстание». Они написаны на документальной основе и посвящены крупнейшему событию в истории революционной борьбы болгарского народа — антифашистскому восстанию 1923 года. Все персонажи романов — действительные исторические лица, участники и очевидцы событий, развернувшихся в Болгарии в 20-х годах. Книга предназначена для широкого круга читателей.


Двое в новом городе

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Софийские рассказы

В сборник рассказов Народного деятеля культуры Болгарии, лауреата Димитровской премии писателя Камена Калчева входят «Софийские рассказы», роман «Двое в новом городе» и повесть «Встречи с любовью».К. Калчев — писатель-патриот. Любовь к родине, своему народу, интерес к истории и сегодняшним будням — вот органическая составная часть его творчества. Сборник «Софийские рассказы» посвящен жизни простых людей в НРБ.Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.