Отвага и любовь - [62]

— Не знаю, что произошло. Я хотел это сделать, но не смог. Я знал, что, если хочу покончить с тобой, с моим мученьем, это должно произойти здесь, — он широко обвел все руками, — на поле брани, лицом к лицу.

Только теперь Роланд заметил, что они не одни. Все присутствующие: рыцари, слуги, воины и знать — смотрели и слушали. На их лицах было безграничное удивление. И их неверие было почти столь же велико, как и его собственное.

Он отыскал взглядом на трибуне Мередит, пытаясь сказать ей, как он счастлив, несмотря на все случившееся, что его брат оказался живым.

Прикрыв рот рукой, она смотрела на него, сдерживая слезы. Видимо, она, как и он, не знала, что же ей делать — радоваться или печалиться.

В этот момент Роланд увидел, как ее лицо внезапно исказилось от ужаса, а все зрители ахнули. Подняв глаза, он увидел, что его брат высоко занес меч над ним, Роланд закрыл глаза. Он не мог поднять свой меч на Джеффри, даже чтобы защитить себя.

Он услышал звук удара. Но это не был удар, направленный на него. Страшный крик боли раздался за его спиной. Обернувшись, Роланд увидел Орина, лежавшего на поле. В стороне от него валялся его меч.

Роланд взглянул на Джеффри, который покачал головой.

— Я не мог убить тебя сам и не мог позволить никому сделать это.

Роланд встал и наклонился над Орином. Он увидел, что правая сторона тела Орина была окровавлена.

— Ты что, сошел с ума? Разве ты не видел, что на тебя смотрит весь мир?

Шрам на щеке Орина побагровел и вздулся, когда он закричал:

— Я ненавижу тебя, Себастиан! — Он посмотрел на Джеффри, который встал рядом с Роландом. — Я ненавижу всех вас. Сначала ты, Роланд, изуродовал меня так, что Селеста никогда бы не посмотрела на меня, потом ты, Джайлс-Джеффри, забрал ее себе. Если бы я знал, что ты родня Роланду, я бы тебя уже давно убил. — Его лихорадочный взгляд отыскал Роланда. — Это я использовал яд. Я шел следом за Джайлсом, чтобы посмотреть, что он задумал той ночью, когда пошел в твои покои. Я видел, как он заколебался и выбросил яд в очаг. Я не знал, почему он намеревался убить тебя, а потом струсил. Но я не побоялся сделать то, чего он не смог.

Обличительная речь этого безумца была прервана. Роланд услышал голос отца Орина, графа Хэмпстеда:

— Ты уже довольно наговорил, Орин! — Обернувшись, Роланд увидел, как высокий господин подозвал жестом двух своих слуг, вышедших следом за ним на поле, и коротко им приказал: — Заберите его. Мы немедленно возвращаемся домой.

Слуги подчинились, и они — все четверо — покинули поле.

Роланд позволил им беспрепятственно уйти. Все здесь всё видели и слышали. Орин не мог больше скрывать свою подлинную сущность ото всех, какое бы положение ни занимал его отец.

Роланда гораздо больше беспокоили другие вещи, когда он снова повернулся к своему брату, который стоял молча и казался теперь, когда ненависть покинула его, опустошенным и слабым. Жалость кольнула Роланда, но он должен был получить ответ на свой вопрос.

— Почему, Джеффри, почему? Брат медленно покачал головой.

— Меня оставили умирать на поле мои собственные люди. И ты представить себе не можешь, Роланд, что могут сделать с человеком четыре года, проведенные в тюрьме. Я вернулся в Англию ожесточившимся и полным ненависти, готовым, во что бы то ни стало уничтожить отца, тебя и Керкланд. Разве можно сделать это лучше, чем, заняв для начала пост в доме старейшего врага отца? — Он взглянул на Роланда. В его глазах была мука. — Но как я ни боролся, во мне продолжала жить любовь к отцу. Я решил встретиться с ним, сказать ему, что я жив. Он пришел, Роланд, но был так пьян, так далек от действительности, что был сбит с толку, когда я назвал ему свое имя. Он разразился тирадой по поводу того, насколько все сложилось бы по-другому, если бы его старший сын был таким, как младший. Более ответственным. Более благородным. Я настолько разозлился, что бросился на него с кулаками. — Страдание исказило его бледное лицо, отразилось в черных глазах. — Я не собирался убивать отца, но его лошадь встала на дыбы и сбросила его на землю. Я ничего не смог сделать. Мое горе стало разрушительным. Всю свою ненависть я обратил на тебя, Роланд. Еще неистовее, чем всегда, я хотел увидеть тебя уничтоженным и удвоил усилия, чтобы еще больше разжечь вражду между семьями Пинакра и Керкланда. Когда король распорядился, чтобы ты женился на Селесте, дабы воцарился мир, я обрадовался. Я знал, что Селеста была влюблена в меня. Это давало мне возможность наставить тебе рога. Я спал с ней, собираясь добиться того, чтобы она забеременела. Я хотел, чтобы ребенок, который унаследует Керкланд, был моим, а ты бы думал, что он твой. Я собирался дождаться подходящего момента, что мне было нетрудно, потому что годы, проведенные в тюрьме, научили меня быть терпеливым. И в тот момент, когда ты считал бы себя самым счастливым человеком, я бы сказал тебе, что твой обожаемый сын на самом деле — мой сын, а твоя жена — моя возлюбленная.

Тут Роланд почувствовал, как у него за спиной кто-то встал. Обернувшись, он увидел Мередит. По любимому им лицу текли слезы. Он потянулся к ней, крепко прижал к себе. Для него не было большей радости в жизни, чем ее нежное и вместе с тем какое-то удивительно подбадривающее присутствие.