Отторжение - [21]

Шрифт
Интервал

— Господи, Шон! — Из кухни появляется мама. — Да ты весь вымок! Простудишься! Давай скорее в ванную, а потом ужинать!

Киваю и угукаю себе под нос. Знаю, они уже поужинали без меня. И даже не потому, что их сын задержался на стадионе допоздна — просто без меня приятнее.


На следующий день чувствую себя разбитым и простуженным. Отличный повод отмазаться от школы и снова пойти к Грейсонам. Сегодня четвертый раз. Четвертый мой визит к Питеру. Прогуливать уроки, чтобы приходить к нему, не слишком умный ход, но черт с ним. Но работу прогуливать нельзя. Хоть там тоже со мной особенно никто не общается, это деньги. Отец, как раньше, дает мне на карманные расходы. Вернее, теперь не дает, а просто кладет деньги на комод. Забираю, но никогда не трачу. Ни цента не потратил за год из родительских денег. Они все копятся у меня в шкафу, в коробке от кроссовок. Беру их, чтобы не вызывать подозрений, чтобы не расстраивать маму, и чтобы у них не появилось желание снова таскать меня к психологу, где мне придется говорить и что-то постоянно объяснять.

— Привет, — говорю хрипло, когда Питер открывает мне.

Он впускает меня, мы пьем колу, болтаем. В основном, он спрашивает, как дела у Риты. Отвечаю, что вообще-то дела у нее паршиво, что ее достали. На самом деле, по школе уже несколько дней гуляет отвратная картинка, на которой лицо Риты обезображено так же, как у ее брата. Когда увидел, захотелось вмазать остроумному придумщику. Даже всерьез подумал, интересно, если наброшусь сейчас на кого-нибудь, меня начнут бить, или так же продолжат делать вид, что ничего не происходит. Но понятное дело, где же взять зачинщика. Никто не признается — все только хихикают мерзко, как обдолбанные гиены, и кидают фотку с телефона на телефон. Вижу ее на экране мобильника Курта Краузе, он сидит передо мной, его плечи нервно дергаются от смеха. Рита знает, над чем смеется Краузе. Как только что-то такое появляется в информационном пространстве школы, ей сразу же докладывает Памела, единственная теперь ее подруга. Но такая ли уж необходимая в ситуации Риты? Зачем, не понимаю, рассказывать о новых злорадствах тому, кому явно лучше было бы о них не знать? А уж сколько уродливых карикатур мы все тут увидели на Питера — не сосчитать.

— Эй, — окликаю раздавленную Риту, которая из красавицы быстро превратилась в неприметную серую бабочку, только и мечтающую слиться со стеной. — Не обращай внимания.

Она поворачивается, смотрит так, что понимаю — она меня увидела. Потом фыркает что-то себе под нос и отворачивается.

— Да серьезно, — продолжаю вполголоса. — Забей! Они быстрее забудут, если ты не будешь реагировать так остро…

— Ты-то все об этом знаешь, да! — огрызается она.

Кое-что знаю, думаю, но вслух ничего не говорю.


Рассказываю Питеру про все это, и он расстраивается. Старается не показывать, но понятно же. Еще он старается все время сидеть и вообще держаться так, чтобы видно было только левую часть его лица. Как ему это удается — просто отпад! Как ни стараюсь, не могу заглянуть на другую сторону.

— Слушай, скажи честно, — снова заводит он свою пластинку, — зачем ты ко мне приходишь?

— Сто раз говорил.

— Не сто.

— Надо сто сказать? Хочу с тобой дружить…

— Это чушь, Шон, — он качает головой. — И ты сам понимаешь. К тому же, если хочешь дружить, так скажи правду.

— Какую правду?

— Ты гей, да?

— Что?? — аж подпрыгиваю и даже не знаю, смеяться от такого предположения или обидеться.

Ведь откровенно, не сказать, что Питер прямо такой, на которого западают парни, ну, учитывая его ожог. — С чего ты взял?

— Ну а что? Если так, то скажи прямо. Ты же понимаешь, я не тот, кто будет тебя упрекать…

— Да ты с ума съехал что ли! Что за фигня вообще!

— Ладно, — Питер соглашается.

Вот ведь придумал, тоже мне! Блин, совсем уже мир тронулся с орбиты, если даже дружбу нельзя предложить своему ровеснику.

— И все-таки, — настаивает он.

— И все-таки, — передергиваю, — мне просто нравится с тобой общаться. И вот да, увидел тебя в больнице и сразу понял это. Мы с тобой похожи…

— Это вряд ли, — перебивает Питер.

Он задумался и смотрит в окно сквозь тюль с мелким цветочным узором. Он выглядит совершенно отрешенным и даже не реагирует, когда говорю, что пойду возьму пару яблок. Когда возвращаюсь, застаю его в той же позе на том же месте. Неслышно обхожу справа. Подкрадываюсь совсем близко и вижу теперь его лицо. Вижу то, что большинство бы не назвали лицом. Внутри все сжимается в тугой комок, глотать становится тяжело, в груди повисает на струне свинцовый шарик. Чувствую, как струна лопается, словно в замедленной съемке, а шарик медленно падает вниз живота.

— Черт! — Питер замечает меня, вздрагивает и разворачивается.

Теперь вижу его анфас. У меня даже губа дергается, но надеюсь, это не заметно. Впялился в него и не могу оторваться — смотрю, как кобра на заклинателя змей.

— Черт! — повторяет он. — Зачем ты так подкрадываешься и смотришь на меня!

— Яблоко взял, — отвечаю, не сводя с его лица взгляда, но Питер уже поворачивается ко мне левой стороной.

— Не надо смотреть на меня!

— Извини, — мешкаю пару секунд, но, так и не придя полностью в себя, оставаясь во власти какого-то неведомого колдовства, добавляю, — Можно я дотронусь?


Еще от автора Катя Райт
Папа

Юре было двенадцать, когда после смерти мамы неожиданно объявился его отец и забрал мальчика к себе. С первого дня знакомства Андрей изо всех сил старается быть хорошим родителем, и у него неплохо получается, но открытым остается вопрос: где он пропадал все это время и почему Юра с мамой не видели от него никакой помощи. Не все ответы однозначны и просты, но для всех рано или поздно приходит время. Есть что-то, что отец должен будет постараться объяснить, а сын — понять.


Прерванное молчание

Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…


Время быть смелым

В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…


Правила склонения личных местоимений

История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.


Ангелы не падают

Дамы и господа, добро пожаловать на наше шоу! Для вас выступает лучший танцевально-акробатический коллектив Нью-Йорка! Сегодня в программе вечера вы увидите… Будни современных цирковых артистов. Непростой поиск собственного жизненного пути вопреки семейным традициям. Настоящего ангела, парящего под куполом без страховки. И пронзительную историю любви на парапетах нью-йоркских крыш.


Рекомендуем почитать
Скиталец в сновидениях

Любовь, похожая на сон. Всем, кто не верит в реальность нашего мира, посвящается…


Писатель и рыба

По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!


Азарел

Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…


Чабанка

Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.


Рассказы с того света

В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.


Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.