Отто фон Штиглиц - [41]

В кафе папаши Карло народу было немного, утренние посетители уже схлынули, а обеденные ещё не подошли. Была женщина с мальчиком, парочка и дедушка один сидел за столиком. Попивая кофе и газету читая. Брехт заказал себе пирожное с кофе и сел, откинувшись на спинку стула. Ноги тряслись, адреналин схлынул и отходняк наступил. Во рту противный вкус железа. Попил, прожевал, не ощущая вкуса, лакомство с клубничной начинкой и подозвал нимфу, что чирикала с мамашей. Девушка Брехту не нравилась. Она была не то чтобы громоздкая, но плотная такая, как метательницы ядра. Не жирная, а именно плотная, с крестьянской грацией. Правда, когда улыбалась, то чуть преображалась, ямочки на щёчках образовывались и белоснежные зубки приоткрывались. Звали официантку Ниной. Была она француженкой и по-русски ни слова не знала. Каждый раз с Брехтом жестом изъяснялась. Пальцы показывала и улыбалась, потешаясь видимо в душе над дуболомом лопоухим, который язык Вольтера не знает. Хотя, вот Иван Яковлевич знал, кто такой Вольтер – это товарищ по переписке императрицы Екатерины Великой, а девушка об этом знала едва ли.

Началась их всегдашняя мимикрия с показыванием пальцев и смешками. Шесть пальцев показала. Причём, этот самый шестой был в виде жеста неприличного – средний. Брехт ей тысячу сунул и руками развёл, мол, мелочью сегодня не богат. Это кафе папаши Карло вряд ли за день на три таких бумажки наторговывает. Может, летом и получше дела у них идут, а зимой, да ещё в дождливую погоду, посетителей не больно много.

Нимфа Нина пошуршала банкнотой, изобразила извиняющуюся улыбку и ушла в дверь, что ведёт на кухню. Очевидно, с Карло советоваться, что делать. Вернулась не скоро. И без сдачи, сунула бумажку Брехту назад и попыталась чего-то объяснить.

– Je ne comprends pas. Не понимаю, – и назад ей бумажку.

И так несколько раз. И тут старикашка с газетой и говорит на хорошем русском.

– Молодой человек, она говорит, что у них нет сдачи, сходите в банк или в магазин и поменяйте на мелкие купюры.

– А сколько сейчас времени? – Брехт шёл точно по плану.

– Половина одиннадцатого, – глянул старик на карманные часики.

– Блин, полчаса уже тут сижу. Мне же нужно в одно место успеть. Девушка. А, Нина, можно я чуть позже занесу, я тут не очень далеко живу. Переведите, пожалуйста. – Обратился к читателю.

Пообщались, почему-то хихикая. Как там у Гоголя? «Над кем смеётесь?!Над собой смеётесь …».

– Она говорит, что тогда с вас ещё и билеты в кино, – разъяснил дедулька смехуёчки.

– Замётано. Сегодня вечером идём в кино.

Ну, а после кино пошли в гости. И вот чем всё это закончилось. Бог вознаградил. Подарил этот маленький вулкан страстей за содеянную справедливость. Хотя почему маленький. Вполне себе и не маленький. Под метр семьдесят девица. И под семьдесят кило. Нормальный такой вулкан.

Событие тридцать девятое

– У Абрама умерла жена. Идёт в газету давать некролог. Спрашивает, какой будет самый дешёвый.

Ему объясняют, что чем меньше слов, тем дешевле. Он диктует:

– Сара умерла.

Ему говорят, что можно добавить ещё два слова, а стоимость будет та же.

Итоговый вариант:

– Сара умерла, продам Москвич.

Будильников в этом времени не много. А у Брехта так его в комнате точно нет. Потому проснулся в очередной раз не от звона будильника и не от нападения мадмуазели Нины, а от того, что она с визгом подскочила и начала чего-то верещать на чистейшем французском языке и по комнате голой носиться. Ну, зрелище прикольное.

Дальше – больше. На визги и крики из соседней комнаты заглянули двое интербригадовцев и испанский, и итальянский. И нет, чтобы сконфуженно извиниться и закрыть дверь. Нет, сунули свои бошки и давай стриптизный марафон наблюдать.

– Кыш отсюда! – Шуганул их Брехт. – Стоять. Хуан чего она верещит?

– На работу опоздала, ругается, что её сейчас месье Карло будет ругать, а то и уволит.

– Теперь кыш. Стоять. Хуан сходи до киоска и купи все свежие газеты, на всех языках. Давай, одна нога тут, другая там. – Разговаривали на немецком. Потому Итальянская рожа только глупо таращилась на Нину и блаженно улыбалась время от времени.

– Кыш! – и его шуганул.

Потом встал и помог дивчули одеться. Она на прощанье что-то прочирикала, и что самое удивительное опять на французском. А совсем на прощанье чмокнула в щеку.

Вулкан. А, говорил уже.

Ванну принять можно. Есть в их квартире. Вот с горячей водой хуже. Из кранов бежит две, ну, воды. Одна очень холодная. Другая теплее, градусов двадцать. Экономят проклятые лягушатники на его здоровье. Душ принять в двадцатиградусной воде можно. Привыкнет кожа быстро. Но это душ. А вот лежать в ванне с такой водой. Нет. Просто набрал немного и поплескался, потом намочил полотенце и растёрся. Полегчало. Свежесть и бодрость в теле, будто и не было бессонной ночи.

Прошёл Иван Яковлевич на кухню, на электроплитке сварил себе в турке кофе. Как у папаши Карло не получилось. Он туда всякие секретные ингредиенты добавляет. Гвоздику должно быть и ещё чего южное. Корицу может? Но вкусно получается. Брехт не дурак, а дурак не Брехт. На рынке купил себе и гвоздики, и корицы, и кориандра, и ещё всякой всячины средиземноморской и время от времени пытается повторить эксклюзивный кофе папаши Карло. Получается хрень. Выходит, кроме гвоздики ещё и умение нужно и точный рецепт, а его проклятый макаронник не выдаёт. Брехт даже к нему засылал соотечественника – Федьку Лешего с сотней франков. Нет, неприступен, как скала. Носом точно скалу напоминает. Пик Ленина. Или Коммунизма?