Отто фон Штиглиц - [38]

Маршал пробыл в штабе почти весь день. Брехт уже беспокоиться начал, что упустил ли товарища Петена, может с противоположной стороны здания есть тайный выход. Но нет, Ситроен стоял спокойно у входа во второе управление Генштаба. Шофёр изредка выходил, выкуривал сигарету, потом зашёл в здание, очевидно, приспичило, потом снова сидел и курил. Бедняга, без обеда остался. Так зажевал, что-то, через бликующее стекло не видно было. Конец февраля решил парижан порадовать, и небо от туч очистилось, солнышко выглянуло и, отражаясь в стёклах домов и лужах, всё сделало весёлым и жизнерадостным, даже скрипучий голос попугая стал менее противным.

Маршал вышел под вечер. И был пьяненьким. На работе пьют, сволочи, вот и пропьют прекрасную Францию (la belle France). Маршала под ручку довёл мужичонка в штатском. Ну, да тут же, в этом здании, шпионское начальство сидит. Шифруются. А вот усы выдали мужичонку, тоже были генеральскими или будёновскими. Анри Филипп Бенони Омер Жозеф Петен грузно загрузился на сиденье чёрного «Ситроена» и, махнув рукой, прощаясь со шпионом усатым, прокричал: «А теперь гони к цыганам». Ну, может и что другое прокричал, Брехт не слышал, он в это время лихорадочно заводил свою машину. Купили они, ну, ладно, купил он себе «Пежо». Peugeot 201 1933 года выпуска. Экземпляр брал с самым мощным движком полуторалитровым. Мощность у машинки была по паспорту тридцать пять лошадок, и продавец хвастал, что разгонял свою ласточку до восьмидесяти километров в час. Отдал Брехт за него всего четыре с половиной тысячи франков. Дёшево, выходит, обычный француз за три месяца может накопить на такой вот автомобиль. Нда, не ту страну вы товарищ Брехт избрали для проживания. Может, забрать все деньги, жену с детьми и в Париж переехать. Брехту тут жить понравилось. Сможет с помощью китайских контрабандистов сбежать из Владивостока. А ну, да, через два года его – Париж завоюют немцы. Нет, не немцы – фашисты. Ну, их нафиг. Придётся остаться в СССР.

Маршальский Ситроен тронулся и Брехт, отпустив сцепление, медленно поехал за ним.

Событие тридцать шестое

Если у вас есть знакомый иностранец, который хвалится тем, что прекрасно понимает русский язык, предложите ему перевести на свой родной фразу «косил косой косой косой» и посмотрите на реакцию…

Жил маршал на улице Театральная. Брехт себе карту Парижа купил в первый же день. И разговорник заодно. Оба его квартиранта и испанец, и итальянец немного французским владели, а Брехт вот кроме «Абажур, банжур», и не знал почти ни одного слова. Потому, всё свободное время разговорник и штудировал. Улица была в старом Париже и называлась Rue du Teatre и судя по тому что упиралась она в какой-то театр, то явно переводится это, как Театральная. Дом был двухэтажный, чуть обшарпанный, но со всякой лепниной и даже горгульями.

Ну, вот и выяснили, где Филипп с будёновскими усами проживает. Брехт машину не глушил, поставил её чуть в сторонке и понаблюдал, как полусонного ветерана водитель почти внёс в подъезд. Ну, к любовницам или в гости в таком виде не ездят, значит, тут месье будущий премьер и проживает. Чёрный «Ситроен» Traction Avant минут через десять уехал, а Иван Яковлевич заглушил мотор своего «Пежо» и вышел из машины. Прошёлся по улочке. Везде старые двух и трёхэтажные дома, явно из далёкого прошлого, не экономили тогда на украшениях, все дома делали архитекторы, а не жилстрои с отделстроями. Не далеко от маршальского дома было кафе. Называлось «Carmesi». Что это значит, Брехт не знал, да и не всё ли равно. Главное, что внутри можно сесть за столик, заказать чего поесть и чашечку хорошего кофе, умеют местные его приготовить, хоть и получается густой и с осадком, как в Грузии. Чашки тоже чуть маловаты. Культур – мультур, не литрами тут народ пьёт, а меленькими даже малюсенькими глоточками, пятьдесят грамм на полчаса растягивая. Не мог так Иван Яковлевич. Воспитание не то. Потому всегда заказывал себе четыре порции в одну большую кружку залить, чем вызывал неодобрительные качания головой местных барист. Общался с ними то на немецком, то на английском, то на русском. Обязательно один из трёх языков срабатывал. В Париже, как и в Марселе, было полно эмигрантов из России. Вот и в этот раз общаться довелось по-русски. Девушка такая тургеневская, хоть и с акцентом, но объяснилась с ним. Дочь, видимо, хозяина кафе, а может просто наёмная официантка. Заказал себе Брехт шницель с жареной картошкой и как всегда четыре порции кофе.

– Ви из Совьетской Росии? – сразу раскусила.

– Найн, их бин дойч.

– Дойч, – сразу глаза васильковые потухли. Не любят русские немцев, а французы тем более. Ну, и ладно, не плюнет же в картошку. А если плюнет? – Шучу. Да я из СССР.

– О, я скажу папа!!! Он лично вас обслужит. – Значит, всё же дочь.

Папа был толстенький с лысым совершенно черепом, а вот глаза были такие же, как у дочери – васильковые.

– Что желает, товарищ коммунист? – и эдак, насмешливо, как с меньшим братом говорит. Непутёвым.

– Да, вот хотел шницель с жареной картошкой заказать, а на вас глянул, и подумал, а не ударить ли нам по пелемешкам.