Оттенки зла. Расследует миссис Кристи - [42]

В кабинете врача раздался смех, и у меня мелькнула приятная мысль, что Тренкель хоть и был воришкой, но умел приободрить пациентов. Затем дверь открылась, и показалась инвалидная коляска, в которой сидел Эдмунд Фоссе, а за коляской стоял доктор. Оба с удивлением посмотрели на меня.

– Меня записали на прием на двенадцать часов, – объяснила я.

– Ну вот, а меня почему-то не поставили в известность, – произнес Тренкель с досадой.

– Давайте, я приду в другое время, – предложила я.

Я чувствовала себя неловко перед человеком, которого накануне вечером застала за кражей, и у меня возникло странное ощущение, что и сама каким-то образом виновата в этом.

– Как ваше имя? – спросил он.

– Миссис Кристи, – ответила я. – Я живу здесь, в отеле.

Это, по-видимому, удовлетворило Тренкеля.

– Нет, зачем же переносить прием, – сказал он. – Я только сдам моего пациента на руки Вайолет Гренвилл, которая заботится о нем, и вернусь, а вы тем временем располагайтесь в кабинете.

Доктор повез Фоссе по коридору, а я зашла в кабинет и закрыла за собой дверь. В комнате строгого больничного вида было мало вещей. Вдоль стен тянулись стеллажи с литературой по лечению легочных заболеваний. В воздухе попахивало гнилью и приторным антисептиком, призванным заглушить этот запах.

На письменном столе Тренкеля царил порядок и лежала зеленая папка с именем Эдмунда Фоссе на обложке. Оглянувшись на дверь, я открыла папку, хотя и не представляла, что хочу найти в истории болезни пациента. С бьющимся сердцем я листала страницы, аккуратно заполненные справками о диагнозе и лечении туберкулеза. В заключении Тренкель писал, что у Фоссе третья ступень заболевания и жить ему осталось несколько месяцев.

Записи разительно отличались от тех, что делали знакомые мне английские врачи: их почерк выглядел как след паука, выбравшегося из чернильницы. Возможно, такой четкий и разборчивый почерк свойственен всем немцам и отражает их упорядоченный и логичный менталитет. Не успела я закрыть папку, как в комнату вошел доктор Тренкель:

– Простите за задержку, миссис Кристи. Так чем я могу быть вам полезен?

Я сказала, что слишком нервничаю и тревожусь в последнее время и что у меня участился пульс. Я также обрисовала свое состояние перед поездкой на Канары, рассказала о переживаниях в связи с изменой Арчи и о том, как тяжело перенесла смерть матери, и сообщила, что одной из первых обнаружила тело Винниата в высохшем речном русле.

– Давайте для начала я прослушаю ваше сердце, – предложил Тренкель, доставая стетоскоп. Послушав внимательно минуту-другую, он сделал вывод, что пульс у меня действительно неровный, затем измерил кровяное давление и осмотрел глаза. – И сколько времени вы ощущаете эти нарушения? – спросил он.

– Я чувствую некоторый дискомфорт уже несколько месяцев, а сегодня мне стало гораздо хуже.

– Это нетрудно понять. Не вы одна были потрясены, – сказал он. – Вы хорошо знали этого Винниата?

– Не очень. Мы познакомились на пароходе по пути сюда. Очень жалко его несчастную супругу, – добавила я, следя за его реакцией. – Я сегодня разговаривала с ней – инспектор попросил расспросить ее в интересах следствия. Ему самому не удалось добиться от нее вразумительных ответов, и он надеялся, что со мной она будет говорить свободнее. Но ее состояние действительно тяжелое.

– Да, я дал ей вчера снотворное, но это, конечно, временная мера. Боюсь, еще не изобрели лекарство, которое избавляло бы от страданий при потере близкого человека.

– Да уж, вряд ли это возможно, – сказала я. – Когда умерла мама, я совершенно расклеилась. Я думаю, некоторое время я была просто невменяемой.

– Да, это бывает, – согласился Тренкель. – А сейчас, насколько можно судить, у вас нет серьезных отклонений от нормы. Я советую вам чередовать легкие упражнения с отдыхом. И постарайтесь не думать о неприятной находке в овраге.

Я надеялась, что доктор сможет сообщить мне сведения о причинах и характере смерти Винниата. Я даже была готова прибегнуть к шантажу, сказав, что видела, как он украл жемчуг Дейзи, – но это лишь в крайнем случае: мне пришлось бы объяснять, что я сама делала в номере супругов Винниат. Сначала надо было испробовать традиционные женские средства: прикинуться несчастной, воздействовать обаянием, прибегнуть к лести.

– Ох да, доктор, это был настоящий удар, – простонала я, трогая дрожащей рукой шею. – Тело среди зарослей, в таком жутком виде.

– Да, ужасно, – согласился он. – Но, как я уже сказал, постарайтесь не вспоминать об этом.

– Мне приходилось видеть немало тяжелого – я была медсестрой во время войны, – сказала я, давая понять, что у нас с ним есть кое-что общее в жизненном опыте. Тренкель кивнул, признавая это. – Но здесь… это было…

– Я никогда не сталкивался с чем-либо подобным, – сказал доктор, имея в виду проведенное вскрытие. – Честно говоря, это оказалось тяжелым испытанием для меня. Мало того что были глубокие раны на голове, так еще цветок…

– Да, мне это совершенно непонятно. Я ведь была всего лишь медсестрой, да и то много лет назад. А вы обладаете несравненно бо́льшими знаниями и опытом. Интересно было бы знать, что вы, как крупный специалист, думаете об этой смерти.