Оттенки зла. Расследует миссис Кристи - [41]

Я попыталась представить различные факты как части той или иной истории и построить из них связный сюжет. В колонке, озаглавленной «Д. Г.», я записала имена подозреваемых и мотивы, по которым они могли желать смерти Дугласа Грина. Первым в списке стоял Джерард Гренвилл; относительно его мотивов я написала: «Убийство Грина было частью ритуала? Или же он совершил это потому, что Грин собирался разоблачить его – возможно, как секретного агента большевиков?» Следующим шел подозреваемый с инициалами «Р. М.». «Какой мотив? – писала я. – Может быть, он советский шпион? Или же объяснение более тривиальное – например, Мэйби убил Грина, чтобы единолично получить наследство отца?» Хорошо было бы взглянуть на завещание его отца. Если бы со мной был Дэвисон, он бы это устроил. Написать ему?

В список подозреваемых я занесла – правда, неохотно – и самого Дэвисона, у которого, несмотря на его уверения в обратном, все-таки был мотив убить Грина: страх, что друг предаст гласности характер их отношений. Угроза бесчестья и тюремного заключения висит над всяким гомосексуалистом.

Имелись ли еще подозреваемые? Может быть, доктор Тренкель? Например, Дуглас Грин обнаружил, что доктор извлекает побочный доход, обкрадывая богатых пациентов, и возникла угроза раскрытия грязного секрета?

Не легче было и с убийством Говарда Винниата. Не было ли у Дейзи Винниат причин избавиться от мужа? Может быть, у него была любовница и он собирался жениться на ней, разведясь с Дейзи? Но самым подозрительным выглядел опять же Гренвилл. Возможно, писатель что-то случайно подсмотрел и занес в блокнот, даже не подозревая об истинном значении увиденного? Или же какая-то его запись могла указывать на причастность Гренвилла к убийству Грина. По той же причине его мог убить и Мэйби. Ах, если бы у меня был самый последний блокнот Винниата!

Теперь страницы тетради заполонили записи с инициалами, разграниченные и объединенные линиями и стрелками. Но во всем этом чего-то не хватало – какого-то факта или нескольких фактов, без которых ясной картины не получалось. Я расстроенно отбросила тетрадь, и в эту минуту вошла Карло.

– Дорогая, в чем дело? У тебя такой усталый вид. – Она подошла к письменному столу и хотела взять тетрадь, но я поспешно выхватила ее у Карло из рук. Мое сотрудничество с разведкой надо было скрыть от нее во что бы то ни стало.

– Прости, Карло, – сказала я. – Этот дурацкий роман никак не идет и сводит меня с ума.

– И неудивительно. Помимо собственных неприятностей, ты еще влипла в качестве свидетельницы в историю с убийством. Только этого тебе и не хватало. – Она озабоченно посмотрела на меня. – Может, нам лучше сменить отель?

– У меня была такая мысль, но не хочется подавать дурной пример. Это будет несправедливо по отношению к бедной Дейзи.

– Да, возможно, ты права. Я-то мыслю в одном направлении: как будет лучше тебе. Может быть, стоит пройтись? Розалинда играет с другом, и если хочешь, мы можем прогуляться по берегу, подышать морским воздухом. В прошлом прогулки вроде бы всегда были полезны для твоей работы. Как ты сказала однажды? «Они помогают распутать самые запутанные проблемы», да?

– Ах, если бы все было так просто! – вздохнула я. – Но сейчас я готова сдаться. Ты не могла бы попросить Густаво или портье записать меня на консультацию к Тренкелю?

– Что, настолько серьезно?

– Нет, Просто он, может быть, выпишет какой-нибудь тоник, и тот вдохнет в меня бодрость.

Шарлотта тем не менее бросила на меня обеспокоенный взгляд. Я сунула тетрадь в сумочку и застегнула молнию. Это напомнило мне, как в Харрогейте я прятала пузырек с ядом. Может быть, и здесь придется прибегнуть к подобной мере? Нет, конечно. Здесь ведь ничто не угрожает мне лично – по крайней мере, пока.

* * *

Примерно через час, я стояла около врачебного кабинета, расположенного на первом этаже и выходящего окнами в сад с террасами. Из-за двери доносились голоса. Медсестра-англичанка, исполнявшая также обязанности секретаря при враче, сказала, что передо мной у Тренкеля был другой пациент, но консультацию пришлось отменить из-за того, что умер постоянный клиент доктора. Выглянув из окна, я увидела на террасе группу больных, сидевших в плетеных или инвалидных креслах. Колени они прикрывали пледом, а на лицах была печать болезни. При всех национальных особенностях и разнице в возрасте их объединяла одна общая черта: смертельная бледность.

Инвалиды приезжали на остров в надежде, что целебный климат избавит от недугов, однако многие понимали: полностью излечиться они не могут. Они знали, что на Тенерифе не бывает зимы, и даже сегодня стоял теплый день, хотя солнце пряталось за низкими облаками. Знаменитый вулкан не был виден отсюда, но его присутствие ощущалось как неизбывно витавший в воздухе призрак смерти.

Может, я вообразила это, но мне показалось, что лица некоторых пациентов сегодня чуть оживились, в глазах появился блеск. Возможно, известие об убийстве Говарда Винниата подействовало на них ободряюще: значит, смерть настигает и людей в расцвете сил, не страдающих ни от каких серьезных болезней. И если даже жестокий недуг сведет бедолаг в могилу, то, по крайней мере, их не убивают, тем более таким образом.