Оттенки - [58]

Крики и стенания заглушал громкий голос обличителя, повторявшего все те же угрозы и проклятия. Из угла доносилось: «О Иисус, Иисус, Иисус, Иисус!» — и при этом восклицавший каждый раз поднимал голову и окидывал комнату испытующим взглядом, как будто хотел убедиться — все ли молящиеся пали ниц и вопят. Этот испытующий взгляд неизменно скользил и по стоявшим в дверях грешникам, и тогда в нем вспыхивал насмешливый, почти дьявольский блеск.

Долго раздавались вопли и стенания. Наконец оратор умолк. Он, как видно, выбился из сил. Возвращаясь на место, он важно поглядывал по сторонам, точно гордился тем, что слова его вызвали столько вздохов, рыданий и воплей.

Еще два или три брата, на которых низошла благодать, выходили толковать слово божье, но большого впечатления на молящихся они не произвели. После них к столу опять подошел учитель. Все повернули к нему испуганные лица; собравшиеся знали, что это означает, когда учитель вторично подходит к столу. В его движениях сквозила твердая воля, жажда мести и борьбы. Он читал о плевелах и пшенице, о фарисеях и о крещении водой и духом. Потом начал толковать этот текст. В голосе оратора звучали беспощадность и жестокость; рот его казался жерлом огнедышащей горы, извергающим пламя и кипящую лаву. Люди снова пали ниц. Крики и стенания стали отчаянными. И на их фоне, как и прежде, раздавалось равнодушное и холодное:

— О Иисус, Иисус, Иисус, Иисус! О Иисус, Иисус, Иисус, Иисус!

Люди вскакивали, воздевали руки к небу, скрежетали зубами, ломали пальцы и молили бога о милосердии, но он не слышал их. Казалось, здесь распростерты на земле семьсот жрецов Ваала, они совершают кровавое жертвоприношение и пляшут вокруг костров, но Ваал не слышит их — он погрузился в сон или перенесся в иные страны.

Однако проповеднику и этого было мало. Он заявил, что среди братьев и сестер есть грешники, к которым бог уже давно взывает, но они до сих пор не вняли зову его. Бог и сегодня взывает к ним, поэтому они должны подойти к столу и покаяться перед братьями и сестрами в грехах своих, чтобы все сообща могли помолиться о ниспослании на них благодати святого духа.

И вот из распростертых на полу людей поднялись четверо, все женщины, в том числе красивая девушка, ранее сидевшая рядом с Анной. Все четверо упали к ногам учителя.

Начались новые мольбы, новые стенания, вздохи, крики, вопли и вой, заламывание рук. Казалось, наступила минута библейских адских мучений с кипящей смолой и огнем, с рыданиями и скрежетом зубовным. Долго длилась молитва, но бог, как видно, все еще не хотел отпустить кающимся их грехи. Оратор придал своим словам предельную силу. И вот господь подал знак, что услышал молитву братьев и сестер: красивая девушка, с выражением бесконечной муки и отчаяния на лице, словно собрав последние силы, воздела руки к небу и, заломив пальцы, так что они хрустнули, без чувств повалилась на пол.

— О Иисус, Иисус, Иисус, Иисус! О помазанник, агнец божий! — послышалось бормотание старика.

Оратор возвестил, что святой дух излил свою благодать, что бог услышал их молитву. Вопли, стенания и мольбы прекратились, но еще долго то здесь, то там раздавались рыдания и вздохи. Они напоминали всхлипывания ребенка после долгого плача. Впавшую в беспамятство девушку унесли в соседнюю комнату. Все вздохнули с облегчением.

— Не желает ли брат, прибывший к нам издалека, поделиться с нами своим хлебом духовным? — спросил насмешливо улыбавшийся старик, искоса взглянув на мужчину, сиявшего младенческой улыбкой. Несколько братьев и сестер присоединились к его просьбе. Приезжий брат, блаженно улыбаясь, подошел к столу. Он окинул собравшихся ободряющим взглядом, так как кое-кто все еще продолжал всхлипывать.

Начал он с того, что ему нечего сказать здешним братьям и сестрам, ибо, как ему кажется, вера их крепка и благодать святого духа изливается на них щедро. Но здесь говорилось, главным образом, о страданиях верующих, он же хочет сказать несколько слов о том, что ждет их в раю, как хорошо господь кормит и поит чад своих.

— О Иисус, Иисус, Иисус, Иисус! — раздалось из угла.

— Пусти нас, боже, на пастбища свои! — вздохнул юноша в очках.

— Укажи нам, господи, путь туда, где земля истекает молоком и медом! — прошептал учитель.

— О боже милосердный! — вздохнула лийвамяэская хозяйка. «Хоть бы сено сухим убрать!» — мысленно добавила она.

И много еще разных вздохов и пожеланий слышалось со всех сторон. Приезжий проповедник прочитал отрывок о том обещании, которое господь дал Моисею, и о земле, истекающей молоком и медом.

— Как милостив и щедр ты, о господи, к чадам своим! — прошептал кто-то.

Оратор начал толковать писание. Голос его звучал умильно, сладко, вкрадчиво и утешительно. По его лицу разлилась улыбка искренней радости и счастья, глаза лихорадочно блестели. Он говорил монотонно, но плавно; слова текли непрерывным потоком; уста его стали как бы источником, из которого изливалось вечное блаженство, сладость и счастье. Из толпы молящихся раздавались возгласы благодарности, восторженной похвалы и одобрения. Люди со счастливой улыбкой смотрели на оратора, взгляд которого был устремлен куда-то в пространство. Голос его сделался еще мягче, слова утешительнее, лицо счастливее.