Отсутствующая структура. Введение в семиологию - [9]

Так что же такое это нечто, чей ход человеческая мысль, не будучи способной выявить его структуру, пытается предугадать при помощи теории вероятности? Напомним о коммуникативной модели, пред­ставленной в А.I. Это Источник, Исток некой возможной коммуника­ции. Здесь можно было бы заметить, что "источник" это кибернети­ческий термин с довольно точным значением и употреблять его в фи­лософском смысле значит превращать в метафору. Несомненно также и то, что слова Источник и Исток (Fonte, Sorgente) заставляют вспом­нить о метафорах Гельдерлина, поэзией которого вдохновлялся Хайдеггер, когда судил о поэтической речи: "Неведомо, что делает поток", как неведомо и то, что происходит в источнике информации. Здесь и можно спросить о смысле использования понятийного аппа­рата статистики для описания ситуации без-начальности, которая к тому же описывается с помощью категорий, располагающихся, как это происходит у Лакана, как раз где-то посередине между филосо­фией и психоанализом- "Cet Autre, n'est nen que le pur sujet de la moderne strategic des jeux, comme tel parfaitement accessible au calcul de la conjecture, pour autant que le sujet reel, pour у regler le sien, n'a ay teniraucun compte d'aucune aberration dite subjective au sens commun, c'est-a-dire psychologique, mais de la seule inscription d'une combmatoire dont 1'ex-haustion est possible" (Ecnts, p.806).9

Между тем существует глубокая общность между пробабилисти-ческой концепцией и идеей игры, нашедшая выражение в формули­ровке "теории игр". Теория игр пользуется пробабилистическим ин­струментарием, чтобы узнать, что МОГЛО БЫ произойти там, где нет предопределенной структуры и где возможно все. Так и на философ­ском уровне при осмыслении не-изначальности, не обязательно при­нимающей мистический и "нуминозный" вид хайдеггеровского бытия, не-изначальность наводит на мысль об игре. Эта идея ницше­анского происхождения, она подхвачена Деррида и Фуко, которые пользуются ею в строго "философском" смысле

Ведь это у Ницше наиболее рельефно очерчивается тема человека как существа "без происхождения" и мира как поля вечной игры: «мы лишний раз убедились в "бесконечности" мира, поскольку не сумели доказать невозможность того, что он заключает в себе бесконечное число интерпретаций» (Веселая наука)10. Поиск не-изначальности преображается тогда в поиск "le sommet virtuel d'un cone ou toutes les differences, toutes les dispersions, toutes les discontinuitees seraient resserrees pour ne plus former qu'un point d'ldentite, d'impalpable figure du meme" (Foucault, Les mots el les choses, p341).11 Как уточняет Деррида (De lagrammatologie, p.73) самодвижение "differance" создает ситуацию игры, которая не есть "un jeu dans le monde", но "1еуем du monde" (не игра в мире, но игра мира).

Именно поэтому самые суровые упреки он адресует Леви-Стросу, последнему и наиболее выдающемуся представителю "онтологии присутствия" и, стало быть, метафизики структуры.

9 "Этот другой представляет собой не что иное, как чистый субъект современной стратегии игры, и как таковой он вполне доступен расчету вероятностей, если только реальный субъект, рассчитывая собственную конъюнктуру, не будет принимачь во внимание никаких отклонений, называемых субъективными в обычном смысле, то есть психологических, но только лишь вписывать себя в некую поддающуюся исчерпыванию комбинаторику"

10 Ницше Ф. Стихотворения. Философская проза. СПб , 1993. С. 515.

11 "вершины воображаемого конуса, в которой все различия, все рассеяния и все разрывы окажутся вновь стянутыми вместе, чтобы образовать не что иное, как некую точку идентичности, неосязаемый образ того же самого"

2.2 Онтологический структурализм и его идеология

Как же получилось так, что рассуждая о фонологических оппози­циях, мы пришли к оппозициям онтологическим? Возвратимся на миг к пути, проделанному лингвистом. Разговаривают два человека. Они издают звуки, которые суть материальные факты, могущие быть за­писанными на магнитофоне. Лингвист задается вопросом: как полу­чается, что эти звуки что-то «означают»? И получает ответ, они — и это некая гипотеза — определяются через оппозиции. Понятие оп­позиции — это рабочий инструмент, позволяющий объяснить, как получается, что два материальных события производят значения, как такая вещь, как мысль, может иметь материальное основание. Следо­вательно, лингвист выводит из "надстроечных" (accadimenti sovras-trutturali) — в смысле диалектического материализма — явлений яв­ления "базисные" (strutturali) — в смысле материалистической диалек­тики. Лингвист разрабатывает удивительную конструкцию универсу­ма "emic" только потому, что существует универсум "etic". Метамор­фозы философского порядка случаются тогда, когда лингвист или кто-то еще превращает инструмент объяснения (очевидно, временно­го пользования и полученный благодаря абстрагированию) в фило­софское понятие и принуждает инструментарий становиться причи­ной (causa causante) того самого явления, для исследования которого этот инструментарий и разработан. Emic становится причиной etic. Фонологические принципы, служащие для объяснения фонетических явлений, отныне их ОБОСНОВЫВАЮТ. Так того, кто стоял на ногах, ставят на голову. Так различие, которое поначалу объясняло, как два члена оппозиции, порознь бессмысленные, рождают смысл, преобра­зуется в источник значения. Теперь это уже не то, что объясняет значение, но то, что его причиняет. Оттесняя все прочие философские толкования, философские абстракции РАЗЛИЧИЯ и ОТСУТСТВИЯ преображаются в ПРИСУТСТВИЕ, и оно-то единственно и достойно упоминания.