Отсутствие Анны - [24]

– Не плачь, не плачь, милая, – сказала акушерка с неуместными здесь человеческими нотками в голосе, – полежи еще, полежи.

Марина хотела удержать акушерку, но та уже суетливо бежала к другой постели – уложить одну из Марининых соседок, которая порывалась встать с кровати.

– Что ты, милая, ну что ты, – приговаривала акушерка, с неженской силой укладывая роженицу на место, – а упадешь, и куда мы с тобой, а?.. Не одна ты тут, слышишь… Полежи, полежи, милая, полежи еще.

Женщина в ее руках выгнулась и взвыла, комкая края покрывала, и, не выдержав, Марина глухо заскулила в ответ. С еще нескольких постелей раздались стоны в ответ, как будто то, что одна разрешила себе, послужило разрешением и для остальных. Палата плыла, вертелась перед глазами, а волны боли становились сильнее и чаще. Сквозь морок страдания Марина все равно успела удивиться – совсем недавно ей казалось, что больнее быть просто не может.

Оказалось, та, прежняя боль, была просто тренировкой – тонкой струйкой кипятка, ненароком пролитой на ногу из чайника. Интересно, знает ли Максим о том, где она, что это уже происходит? Когда узнает, придет ли он? Эта мысль отозвалась такой новой, невыносимой болью, что Марина сдалась и, принимая поражение, закричала в голос.

В тот миг их, страдающих и напуганных тем, что происходит, было двое, но Марина никогда раньше не чувствовала себе настолько одиноко. Корчась на казенной кровати и кусая подушку, она чувствовала себя так, как будто мир о ней забыл.

– Марина Антоновна? Так что же?

Марина судорожно сглотнула, потерла виски.

– Я вас не вполне понимаю. Это было давно, но… Радость, я полагаю. Что еще может ощутить мать, которая только что родила ребенка?

Глаза женщины зорко впились в нее, и Марине очень захотелось отвести взгляд, но она удержалась.

– Радость… Очень хорошо. Марина Антоновна, скажите, пожалуйста, были ли у вас с дочерью конфликты, ссоры?

– Аня была подростком. – Злость придала ей сил, и Марина выпрямилась на стуле. – У любого подростка бывают конфликты с родителями. Непонимание…

– «Была»? – Арина наклонилась вперед, казалось, вот-вот выпрыгнет из кресла и вцепится Марине в лицо. – Вы уже говорите об Ане в прошедшем времени. Почему? У вас есть основания думать, что мы ее не найдем?

– Да как вы смеете? – сказала Марина тихим, каким-то не своим голосом, отстраненно удивляясь киношности фразы. Возможно, говорить так было неразумно, но она больше не могла сдерживаться. – Вы что же, думаете, что я сама что-то сделала с собственной дочерью?

Арина, казалось, ничуть не обидевшись, с извиняющейся полуулыбкой развела руками:

– Не стоит обижаться на меня, Марина Антоновна. – Она бросила быстрый взгляд в угол комнаты, на Елену Сергеевну, и, как показалось Марине, едва заметно кивнула. – Я хочу того же, чего все здесь, – помочь вам. Хочу, чтобы ваша дочь вернулась домой. Для этого нам нужно проработать все версии.

– Вы сказали, что у вас были конфликты. – Елена Сергеевна вступила в беседу с изяществом спортсмена, принимающего отработанный пас у собрата по команде. – Что вы имели в виду?

– Я не говорила, что у нас были конфликты. – Марина чувствовала, что соскальзывает, падает, теряется, как студент, сбитый с толку на экзамене. – Я говорила, что у любого подростка бывают конфликты с родителями.

– Ну-ну, Марина Антоновна, не будем играть словами. – В голосе Елены Сергеевны послышалось нетерпение. – Я уверена, что вы хотите помочь найти дочь. Как же иначе? Мы не хотели вас обидеть. – Она быстро переглянулась с Ариной. – Давайте сделаем так. Вы сами расскажете нам все, что считаете важным. Из-за чего вы ссорились? Могли ли у Ани быть причины сбежать из дома? Если могли, то куда бы она пошла? Как складывались ваши отношения, когда Аня была маленькой? Были ли вы близки? Как она общалась с отцом? Кто воспитывал Аню? Пожалуйста. Все, что вам самой кажется важным. – Елена Сергеевна откинулась в кресле, приготовилась слушать.

Марина молчала. Собиралась с мыслями. Из-за чего они ссорились?

Когда Аня наконец появилась на свет и ее положили Марине на живот, время, казалось, замерло. Только что родзал был заполнен стонами, шумом, суетой и жарой, и вдруг на него опустилась совершенная, опустошающая тишина.

Первый крик Ани был тихим всхлипом, совсем не похожим на пронзительный вопль, который не раз прорезал тишину в Маринином воображении.

Она представляла себе разрешение родов смутно, по рассказам – ей виделся розовый младенец, улыбающийся матери, один только взгляд на которого заставлял тут же забыть о перенесенных страданиях. Ей представлялась чудесная, безграничная любовь, которая заставит смириться не только с болью, но и со всеми обстоятельствами, предшествующими рождению ребенка. Марина привыкла в мыслях полагаться на это маленькое существо так, как будто это оно призвано было прийти в мир, чтобы защитить ее, – не наоборот.

Все оказалось совсем не так, как она ожидала. Ребенок не был ни розовым, ни улыбающимся или счастливым – его кожа была почти синей, покрытой красными ошметками. Он не улыбался и не смотрел на мать, когда она прижала его к себе. Взгляд маленьких темных глаз был устремлен куда-то в сторону, в пустоту. Ребенок на нее не смотрел.