Отступники - [10]

–Эй,– я тихо зову девочку, сидящую на соседнем ряду справа.– А куда все подевались?

Она непонимающе хмурит брови.

–Ну, смотри, сколько мест пустых.

–Так эпидемия же, вчера сказали.

Учитель сердито косится на нас, прерывая разговор. Но я узнала достаточно. Эпидемия. Нужно соблюдать осторожность, болеть сейчас совсем не время.

После уроков иду к больнице, проведать Эрика. Внутрь не пускают, он сам спускается ко мне. Так и сидим на перилах, разговаривая о всяких пустяках и по очереди откусывая утреннее яблоко. Небо над крышами становится тонким и прозрачным, а в окнах оно глубокое, насыщенное. Зябко. Из-за больничной двери слышится приглушённое бормотание: новости. Поправляю сползающую с плеча кофту, прицеливаюсь и попадаю огрызком в урну. Спрыгиваю вниз и, вытирая о штаны руки, прощаюсь с Эриком. Он просит быть осторожнее, а сам уже почти что забыл о моём присутствии: по переговорному устройству его требуют на место. Я не спешу домой, по пути останавливаюсь, рассматриваю своё отражение в высоких зеркальных витринах. Интересно, как бы я выглядела, родись в другом месте? Например, в центральном округе. Мысленно примеряю самые разнообразные наряды. Но вдруг ловлю улыбку прохожего и смущённо спешу прочь. Что за глупости идут в голову. Как будто не понимаю, что наряды – видимость, оболочка. То, что под ними, не получится скрыть ярким образом. А что у меня под ними? Не знаю. Пока не знаю.

День за днём. Урок за уроком. Нас всё меньше и меньше. Учителя и вправду не замечают, что в классе не остаётся и трети от бывшего количества учеников? Почему они смотрят мимо нас? Почему говорят, как автоматы, стараясь быстрей закончить урок? Почти ни слова об экзаменах, отменены дополнительные занятия, не остаётся ни домашней работы, ни практической. Мы можем встать среди урока, пойти гулять по кабинету или вовсе выйти – не скажут ни слова. Как будто странная эпидемия охватила всех – эпидемия рассеянности, беспамятства.

Ещё месяц назад не могла себе представить, что за два дня до экзамена не буду волноваться, сидеть над учебниками, вновь и вновь повторяя изученное. Даже страх перед осмотром отступает. Может, всё отменили?

Но Эрик, в отличие от меня, не забывает о грозящей опасности. Поздно вечером возвращается он домой, нагруженный баночками и тюбиками.

–Вот,– отвечает на мой молчаливый вопрос.– Твоя маскировка.

Достаёт наугад один из тюбиков, снимает бинт с моего запястья и щедро выдавливает содержимое на кожу. Я кричу от обжигающей боли, вырываю руку и бегу в ванную. Становится только хуже, вода не смывает мазь, обтекая её по контуру. На коже медленно расползается красное пятно.

–Дурак,– сквозь слёзы сообщаю Эрику.– Ты меня убить решил?

Он виновато промокает руку полотенцем. Помогает: злосчастная мазь наконец убирается.

–Тебя инструкции читать не учили?

Следующие полчаса он внимательно читает надписи на каждом из тюбиков. Временами поднимает голову, интересуясь моим состоянием. Красный отёк спал, а испуг не проходит. Для приличия я недолго дуюсь на брата, а после подсаживаюсь рядом, и мы изучаем вместе.

–Это,– говорит он вскоре.– Побочных эффектов не выявлено. Держится до двух суток. То, что нужно.

С опаской протягиваю руку вторично. Он лёгкими движениями втирает прозрачную прохладную мазь. Я сомневаюсь: разве ей можно что-нибудь замаскировать? Но через несколько минут татуировка и вправду становится незаметной, по цвету сливается с кожей. Если сильно присмотреться или потрогать, можно заметить маленькие выпуклые царапины, как от ожога.

–Проверь на водостойкость.

Я вновь иду в ванную. Довольно улыбаюсь. Мы нашли нужное средство, теперь на осмотре ничего не грозит.

Выключив воду, настораживаюсь. Показалось, или Эрик в самом деле с кем-то разговаривает? Ни звонка, ни стука слышно не было. Стою, стараясь не дышать, напряжённо вслушиваюсь. Но подслушать не дают: дверь распахивается. И словно ледяной рукой по спине проводят: охрана.

Бежать, бежать!– мелькает первая мысль.

Ноги подгибаются, опираюсь на раковину, снизу вверх смотрю на охранника. Он – на меня. Сколько длится молчание – минуту, десять? Меня подхватывают и несут в комнату. Эрик сидит на подоконнике, злобно косясь на охранника, осматривающего вещи. Третий охранник стоит у входной двери. Как будто мы можем сбежать!

При нашем появлении Эрик вскакивает, отнимает меня и усаживает на место, где сам только что сидел. Встаёт рядом, всем своим видом показывая, что не даст причинить мне вред. Охранники переглядываются. Тот, что осматривает комнату, откладывает мою тетрадь, выпрямляется.

–Селина, пограничная зона, участок 17/523,– голос у него низкий, тяжёлый.– Вы обвиняетесь в нарушении закона двенадцать.

От живота к горлу обжигающая волна. Эрик растеряно смотрит на него, на меня.

–Чего?– не понимает он.– Что это значит?

Эрик не очень силён в законах. Да, он отличный медик, но что касается этой области… Но сейчас он узнает, ему объяснят, что подразумевает под собой это нарушение. В списке закон указан под двенадцатым номером. На самом же деле это второй по важности закон, стоящий сразу за запретом на переход границы. Мне по-настоящему страшно. Откуда они могли узнать?