Отступник - [9]

– Она женщина.

– Да. И она – наш брат. И лекарь. И любовница.

Я не понимал, о чем он говорит.

Когда мы добрались до места, четверка уже пришла.

Бестия Каин да Коста, высокий палач, чье мрачное лицо излучало недоверие. Может, он и освободился от воли отца, спалив дом, но душевного покоя это ему не прибавило: Каин только и ждал возможности пустить в ход плеть. Ноги младшего сына епископа были обтянуты черными лосинами, и я начинал верить в версию про деревянную коляску – получать такое удовольствие от ходьбы может либо прежде раненный, либо самодовольный до предела человек. Он неторопливо прохаживался туда-обратно.

Тео Лютер не привлекал к себе столько внимания – потрепанный жизнью, незаметный мужчина средних лет с плохо запоминающимся дружелюбным лицом. Один из рукавов Тео обгорел, русые волосы стояли торчком, подбородок и щеки покрывала щетина. Он сидел слева от Кари и смолил завернутый в сухой лист табак. Тео вполне можно было выпустить из поля зрения, если бы не умный, цепкий взгляд. Но я знал, кто создал дирижабли Кари, заставив Армаду заволноваться, и из поля зрения его не выпускал.

Раймонда Мартира я прежде не видел – и поразился элегантности узкобедрого дворянина. Напускная задумчивость не скрывала любопытства. Он был со вкусом, щегольски одет, противопоставляя свои манеры солдатскому равнодушию к этикету, которое выказывали другие. Романтический образ довершали светлые кудри и яркие зеленые глаза. Внешности Раймонда позавидовали бы даже фавориты пастыря Линса, который знал толк в притягательных мальчиках. Но Раймонд был для священно-служителей потерян – парень смотрел на блеклую, стриженую Годар с теплотой, достойной лучшего применения. Мне против воли стало интересно, спит ли она с ним.

– Инквизитор. – Раймонд коротко кивнул мне, демонстрируя вежливость.

Доминик Герма единственный из четверых походил на воина. Он, кажется, скучал, ожидая начала представления. Широкоскулое лицо, длинные темные волосы, зачесанные назад, серебряная серьга в ухе, как у наемников из Тирета. У пояса висела узкая сабля, и то, как он стоял и держал руку, показывало, что с оружием младший Герма знаком.

Каждый из них носил цвета герба Годар. У Мартира перевязь превратилась в алый шелковый шарф на руке, у да Косты – в красную ленту, обмотавшую рукоять плети, Лютер и Герма оставались в рамках традиций. Мужчины демонстрировали свою принадлежность Кари, будто они были ее подданными. Так давно никто не делал, церковь ввела собственную иерархию, во главе которой стоял Бог-отец. Я мог лишь гадать, чем вызвана такая личная преданность. Кари скользнула по мне взглядом и указала на место недалеко от да Косты. Похоже, все присутствующие станут свидетелями моего сегодняшнего провала.

Я никак не мог привыкнуть к маленькой, стриженой голове Годар. У женщин Армады волосы – отражение достоинства, их никто не обрезал, они беспечно стекали по плечам. Даже шуай ценили женскую красоту. Остричь волосы женщине – осквернение, позор, иногда так делали перед казнями еретичек или развратниц, чтобы лишить их остатков храбрости. Годар, наверное, решила упростить задачу будущим судьям. Я искал следы сомнения или ощущения неудобства на холодном лице, но она крепко, по-мужски расставив ноги, сидела на своем потрепанном троне. Кари было плевать на волосы, на Армаду и на меня.

– Рада приветствовать тебя среди кхола, людей без бога, инквизитор. Ко многому тебе придется привыкать.

– Меня зовут Дрейк, – из чувства внутреннего противоречия сказал я.

Не хотелось оставаться безымянным, как бы неприятны или опасны ни были эти люди.

– Что мне нужно знать о тебе, Дрейк?

Выражение лица Годар изменилось. Пустота и отрешенность исчезли, осталась только заинтересованность, которая согревала. Что ей нужно? Услышать, откуда я родом? Нет, она хотела знать что-то иное.

– Только не вздумай соврать, ишья. – Герма хотел помочь, что удивляло. – Здесь никому не нужно притворяться.

В войске Кари нередко использовали слова шуай, тогда как в столице их презирали. Язык покоренных считался низким, греховным, грубым, словно оплеуха.

– Я… Я набит пустотой настолько, что даже не чувствую раскаяния, – внезапно ответил я. – Как мертвая рыба, которую случайно выбросило на берег. У меня нет веры, чтобы оставаться инквизитором, и нет неистовства, чтобы кидаться на пастырей Совета. Не думаю, что смогу быть полезен, – вот что тебе нужно знать прежде всего.

– Случайно выбросило на берег… – повторила Кари. – Тебе пришлось долго идти, чтобы эта случайность стала возможной, Дрейк. У меня есть другое объяснение твоему появлению. Хочешь послушать?

– Пожалуй.

– Ты пришел туда, где чувствовал правду. Как и подобает инквизитору.

Она засмеялась, Герма хлопнул меня по плечу. Я ощущал толчки крови в висках.

– Чтобы отличать правду от лжи, не нужен бог, Дрейк.

– Тогда зачем тебе я? Ты и сама знаешь, кто лжет, а кто нет.

– Ты мне и не нужен, – ответила женщина. – Это мы тебе нужны.

Барабаны разорвали тишину. Я обернулся и увидел, что море еретиков нахлынуло, стянулось к месту, где сидела Кари. Углубившись в себя, я не услышал, что они бурлили рядом.