Отступник - [3]

– Конечно, спасибо, за предложение… но мы… – замялся педагог.

– Мы с большим удовольствием, я очень проголодалась, – мягко, но, пожалуй, чересчур кокетливо проговорила Света, обхватив Лёнину руку.

Парню ничего не оставалось, как согласиться. Впрочем, он практически всегда уступал желаниям любимой. Наверное, оттого, что слишком долго мучился, добиваясь ее, тратил стипендию на подарки, сочинял стихи, а теперь вот, наконец завоевав, больше всего на свете боялся потерять. Она была первой и единственной девушкой в его жизни, во всяком случае, Лёня предпочитал думать именно так, и не любил вспоминать шальную ночь четвертого семестра, когда богатый оболтус, которому он фактически написал курсовую, решил отблагодарить своего «благодетеля» весьма своеобразно и привел в общежитие двух путан.

Поэтому, раз Светлана решила присоединиться к господам офицерам и прапорщикам, значит, так тому и быть.

Сперва был тост за знакомство с сослуживцами Антона – похожим на пирата Толиком, который оказался старлеем, но не из десантных, а из автомобильных войск, и старшим прапорщиком Витей Руденко. Почти сразу за первым тостом пошел второй – за родителей, и третий – за тех, кого с нами нет. А потом Антон предложил поднять пластиковые стаканчики за любовь с первого взгляда, бросая весьма выразительные взгляды в сторону Светланы. Это очень не понравилось Лёне, а девушка лукаво улыбалась, опуская длинные ресницы. Да, она обожала дразнить, заставляла ревновать парня, которому, если честно признаться, иногда это даже нравилось. Вернее, нравилось Лёне то, что в конце концов, вдоволь намучив, Светлана обнимала его при всех и говорила, что он самый лучший. Но в этот раз пытка продолжалась чересчур долго, новоиспеченный преподаватель землеведения (как иногда в шутку он себя называл), разозлившись, потерял контроль и пил по поводу и без него: за ВДВ, за Родину, за надежный ядерный щит, за чистое небо и хрен еще знает за что…

Затем Лёня каким-то образом оказался в море, пытаясь найти место поглубже, чтобы поплавать и понырять, причем он совершенно не помнил, как потом выбрался из воды на берег. И снова пошли стаканчики с сорокаградусной жидкостью: за меч вооруженных сил, за автомат Калашникова, за Святую Русь и за похеренное народное образование…

Когда стемнело, Руденко развел костер, а Лёня, будучи в полузабытьи, слушал старлея Толика, фамилию которого начисто забыл. Никогда в жизни молодой педагог еще так не напивался. Парень даже не заметил, когда Светлана и бывший сосед Антоха куда-то испарились.

– Ты же препод, вот я тебя и спрашиваю, – говорил Толик, вперяясь в пустоту одним глазом, – почему, скажи, паршивая Македония отымела всех моих долбаных предков, всех бравых эллинов, почему?

Лёня пожал плечами. Вопрос был за гранью его понимания.

– А потому, что в Спарте упадок нравов случился. Вся Греция на Спарте держалась.

– Так уж… и вся? – заплетающимся языком пробубнил молодой педагог.

– Ясен хрен, вся! – выкрикнул Толик. – Да мне еще дед рассказывал, он из дворянского рода Алфераки, чистокровным греком был, потомок переселенцев с не пойми каких пор! Похоронен тут неподалеку, дедуля мой. Знаешь, как деревня наша называется? Лакедемоновка! Сохранили память о предках, это уж мы умеем, не отнять… Так что я тебе отвечаю, если б не Спарта с Леонидом, греков урыли бы еще персы, мать их за ногу. А потом, когда в Лакедемоне порядка не стало, вся хваленая Эллада гикнулась к хромым коням в задницу. И сейчас та же самая хрень. По всему миру одни гомики и наркоши. Упадок цивилизации, закат Европы. Понимаешь? Или ты со мной не согласен?

Лёня предпочел согласиться.

– А ведь тебя как самого знаменитого лакедемонского царя зовут, а это значит, ты боец! – старший лейтенант крепко обнял молодого педагога, отчего тот испугался, что бравый офицер, возможно, не только восхищается тремя сотнями воинов, павших при Фермопилах, но еще и является почитателем священного отряда из Фив. – Ты в армии служил?

– Нет, – с трудом выдавил тезка знаменитого спартанца.

– Один хрен, с таким именем, у тебя все в жизни будет лады. А, знаешь, почему?

– Потому что ЭТО СПАРТА!!! – неожиданно заорал Руденко и громко заржал.

– Витя, козел, какого лешего ты прикалываешься? – Толик отпустил молодого педагога и стал переругиваться с прапорщиком.

Чувствуя одновременные позывы к рвоте и по малой нужде, Лёня поспешил отойти от костра, чего изрядно пьяные вояки даже не заметили. Но не успел он отдалиться и на два десятка метров, как увидел увитую виноградом беседку, в которой заметил голого Антоху… А на дощатом столе бесстыдно раскинулась Светик, Лисёнок, его милая, ненаглядная, любимая…

Десантник был очень брутален, по крайней мере, так показалось начинающему преподавателю. Лёня никогда не мог и помыслить о столь дерзком обращении со своей возлюбленной. Но самое ужасное, самое невыносимое было в том, что ей эта первобытная жесткость невероятно нравилась. Она стонала в голос, она извивалась под диким, грубым напором, она молила о продолжении и яростно скребла ногтями по дереву…

Лёня замер как вкопанный; водка прибила эмоции, лишила возможности четко мыслить, действовать, и он стоял не в силах ни уйти, ни прервать буйство страсти.