Отступник - [100]

– Пока сам не испытаешь, не поймешь, что придумывать тут бесполезно, – засмеялся шаман. – И уж поверь, я сумею отличить вымысел от действительности. Делать это очень просто, намного проще, чем ты думаешь, смотри! – при этих словах шаман хлопнул перед носом Олега в ладоши. – Все люди знают, на что похож звук хлопка двумя ладонями, и поэтому их можно обмануть. Но как только ты поймешь, что такое звук хлопка одной ладонью, ты всегда будешь знать: врут тебе или нет. Это очень-очень старая загадка, однако она остается верна и в наши дни.

Олег настолько был погружен в раздумывание о звуке, которого просто не могло существовать, что не заметил, каким образом они добрались до площади.

* * *

Отлитый в бронзе Александр Первый и орел, что высовывал голову из-под плаща императора, с потусторонней печалью смотрели на стоящих перед постаментом людей. Шаман развел маленький костерок, чьи трепетавшие язычки слегка рассеивали мрак. Лунный свет обтекал монумент, вычерняя тени в углублениях рельефа. В ночи царило безмолвие. Юноше очень хотелось спать: давала о себе знать усталость дневного путешествия. Кроме того, все сильнее болела кожа на горле и почти нестерпимо саднила спина.

– Слушай, пацанчик, – негромко произнес Заквасский, вытаскивая из пазухи мешочек и трубку. – Сейчас я раскурю, дам тебе. Вдыхай дым и держи в легких как можно дольше. Я не должен быть здесь, но и совсем не уйду, а буду следить из укромного места. Ты оставайся возле памятника и жди, пока что-нибудь не случится.

– А часто нуклеары… дурь курят? – невпопад задал вопрос Олег.

– Это в вашей Лакедемоновке дурь курят, – беззлобно уточнил Ян. – А у нас вдыхают дым Откровения. Нечасто. Четыре раза в год по большим праздникам, ну и во время посвящения подростков в кланы. В остальное время курить строго запрещено.

Шаман забил трубку искрошенными киндеровыми листьями, поднес к чашечке тонкую лучину, зажженную от костерка, и негромко запыхал. Затем он откинул голову и выпустил из ноздрей тонкие дымные струйки.

– Держи, – Заквасский передал трубку Олегу.

Юноша обхватил губами мундштук и втянул в себя. В горле запершило, парень закашлялся.

– Давай, давай, пацанчик, – шаман ободряюще похлопал по плечу. – Давай.

Через несколько минут измельченные листья выгорели, и огонек в трубке погас.

– Ну, вот и все, – сказал Ян, затаптывая костерок. – Оставляю тебя наедине с луной и духами.

Шаман исчез, а Олег посмотрел на монумент. Бронзовый император стоял на своем месте.

«Разве можно говорить с памятником? Вот уж бред сивой кобылы», – подумал Олег.

Эта мысль показалась ему столь забавной, что он громко, раскатисто засмеялся. Успокоившись, юноша огляделся. Предметы, озаренные лунным сиянием, приобрели поразительную четкость, а сама луна налилась почти солнечной яркостью. Черные контуры зданий пугающе контрастировали с темно-синей глубиной звездного неба.

«Мертвые дома закрывают обзор. Они темные и страшные, – волосы на голове встали дыбом. – Темные и страшные, потому что из-за них я не вижу всех звезд».

С трудом отведя взгляд от трехэтажной громады, которая то наплывала на площадь, то отдалялась, Олег проверил памятник. Царь, задумчивый и печальный, был недвижим. И веселый орел тоже не шевелился. По какой-то причине юноша решил, что орел именно веселый, наверное, потому, что хищная птица открывала клюв, будто хотела сказать что-то смешное, но пока ничего не произносила.

Олег отвернулся, и вдруг ему подумалось, что тишину тоже можно слышать, и если закрыть глаза – то разные звуки, зеленые, синие, оранжевые, станут переливаться из одного цвета в другой. «Да! Чем громче, тем краснее», – решил он и оттянул уши пальцами.

Однако на площади вдруг все смолкло, зато спина и шея больше не болели.

«Жаль, что вокруг пустое молчание. И вообще ничего не происходит», – с досадой подумал Олег и бросил негодующий взгляд на памятник.

Императора на постаменте не оказалось. Орел же, нахохлившись, с аристократической надменностью взирал на юношу. Испугано охнув, Олег попятился.

– Что, родимый, уставился, – сощурившись и склонив голову набок, проговорила хриплым басом птица, – никогда державных орлов не видел, что ли?

Юноша, тараща глаза, отступил еще на два шага и споткнулся. Чьи-то сильные руки поддержали его.

– Осторожней, молодой человек, – послышался безрадостный голос.

С неожиданной для себя скоростью Олег развернулся и отпрянул заледенев: перед ним стоял высокий мужчина. Лицо его несло печать необычайной скорби. Левое плечо было драпировано плащом, а правое украшали витые шнуры, которые вспыхивали яркими золотыми искорками в лунном свете.

– Осмелюсь возразить, Ваше Императорское Величество, – орел резво спланировал с постамента и, сделав неширокий круг, приземлился около ног царя, – но в соответствии с постядерным этикетом следует говорить не «молодой человек», человеки тут уже закончились, а «молодой нуклеар».

– Ты… вы… – Олег сглотнул тяжелый ком. – Отшельник?

Державная птица нахохлилась и высокомерно проговорила:

– Эта молодежь совсем стыд потеряла. Ты, молодой нуклеар, не с хреном моржовым изволишь изъясняться, перед тобой Божиею поспешествующею милостию Александр Первый, Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский… – затараторила птица, все убыстряя темп.