Отступление от жизни. Записки ермоловца. Чечня, 1996 год - [37]

Каждый из наших бойцов не единожды встречал на своём жизненном пути тех, чьи судьбы были растоптаны в Чечне, а кое-кто и сам прошёл через горнило испытаний жизнью в этой республике, и объяснять казакам цели войны представлялось бессмысленным — мы сформулировали их ещё задолго до момента ввода войск.

Этим, пожалуй, и объясняется то, что ни разу казакам (в отличие от военнослужащих других частей и подразделений Объединённой группировки) чеченцы не кричали в лицо: «Убирайтесь домой, это наша земля!»

Наверно, знали, что в вопросе о принадлежности кому-либо земли на этой территории у казаков есть старинное право, не только моральное, но и имущественное, на то, чтобы заявить нынешним хозяевам о своих законных претензиях.

Часто приходилось слышать от отслуживших в Чечне солдат и офицеров и о том, что повсеместным явлением было ничем неприкрытое выражение ненависти и презрения от, так называемого, мирного населения к тем, кто проезжал на броне или в машине через чеченские селения. И, как правило, это своё презрение местные жители, особенно молодёжь, выражали заморским символом — жестом с оттопыренным средним пальцем.

На моей памяти такой случай был только один раз — на марше от Ачхой-Мартана к Шали. Проезжая один из аулов, уже на выезде из него, нашу колонну встречала угрюмого вида молодёжь в количестве не менее ста человек, сгруппировавшаяся на прилегающей к дороге полянке. Из них большинство сидели на корточках, и, казалось, нехотя переговаривались друг с другом, провожая машины нашей колонны отнюдь недружелюбными взглядами. На прощание один из молодых чеченцев показал нам вслед жест, о котором я писал выше, но уже через мгновение толпы не стало — кто-то лежал на земле, кто-то прятался в кювете. Серёжка Николаев — пулемётчик РПК, мгновенно покрасневший, стиснув зубы, дал длинную очередь поверх голов.

— Привыкли, суки, над «федералами» издеваться. Здесь вам хрен пройдёт…

Дудаевская пропаганда постаралась оповестить всю Чечню о присутствии на этой территории казачьего батальона. Ещё под Грозным мы слушали по приёмнику: «Сгустились чёрные тучи… Со Ставрополья были собраны алкоголики и наркоманы, из которых создали так называемый казачий батальон… Завгаев заплатил им по десять миллионов… В плен не сдаются и никого не берут…».

Казаки возмущались, а некоторые, переводя на шутку, говорили:

— А где же наши деньги? Дудаев нам для правдоподобности хоть бы подкинул эти «по десять миллионов».

Радио сыграло и не только роль «чёрной» рекламы, но и, самое главное, предупредило боевиков о нашем присутствии. Тем более что это имело последствия — во время боевых операций противник бился до последнего, и если ситуация складывалась не в его пользу, уходил на соседние участки, где сдавался в плен другим подразделениям. Нам с удивлением об этом говорили ещё в Грозном десантники, перед которыми подняли руки те, кто до этого бился с казаками. Боевики пояснили десантникам, что сдались в плен именно им, потому что боялись мести казаков.

Всё было понятно и прогнозируемо в наших отношениях. Не испытывая друг к другу любви, казаки и чеченцы готовы были мстить за все те, накопившиеся за столетия, обиды, которые передавались из поколения в поколение и были подкреплены кровавым ужасом отношения к русскому населению в новое время.

Теоретически, данная формула взаимоотношений не должна была давать сбоев, но война — коварная штука, где перемешивается добро и зло, где неожиданно своими становятся чужие, а те, кто должны стоять плечом к плечу с тобой, оказываются на одной планке с врагами.

Что может быть нелепее ситуации, когда ты направляешь на своего брата по оружию «ствол»? Хорошо, если это случается просто по «запарке», как в истории с бойцами нашего взвода и ОМОНовцами в станице Червлёной 25 февраля 1996 года.

В тот день весь Ермоловский батальон, выдвинувшийся утром из Прохладного, пройдя мимо Червлёной уже к вечеру, остановился за станицей в поле. Нас же пригласили в гости местные казаки, с которыми мы выпили терского сухого вина — чихиря, и станичники уговорили нас переночевать в центре, в здании клуба.

Распределяем на всю ночь попеременно по два человека в караул — хоть и ночуем в станице, но это уже территория Чечни…

Попадаю в одну смену с Борей Гресовым — командиром второго отделения. Наше время — с десяти до двенадцати.

На площади — одинокий фонарь, БТР загнали в тень ближе к боковому входу в здание. Наблюдаем за прилегающими к клубу улицами, посматриваем за дверью, чтобы никто не смог туда минуя нас пройти. Сидим за БТРом молча, время тянется медленно…

Когда до нашей смены оставалось уже немного времени, и мы, разминая ноги, готовы были отправиться на отдых, на площади появились люди в камуфляже и, заметив нас, один из них крикнул:

— Стоять! Оружие на землю! Руки за голову!

Мы спрятались за броню, и Боря в ответ зло усмехнулся:

— Ага, разбежались… Стойте сами, не двигайтесь, вы у меня на прицеле…

И, обернувшись ко мне, он добавил:

— Буди казаков…

Приказ неизвестного человека и вправду был комичен — вооружённая группа в камуфляже стояла под фонарём на освещённом месте, мы же находились в тени и под прикрытием брони БТРа.