Отступление - [6]
— Ну а умер-то? — вдруг сказал Хаим-Мойше. — Из-за чего Мейлах умер-то?
Он попытался расспросить Ицхока-Бера, но тот лишь махнул рукой, дескать, он, Ицхок-Бер, уже слишком стар и не хочет об этом говорить.
Наутро после разговора в домишке Ицхока-Бера Хаим-Мойше поднялся часа за полтора до восхода. То ли не спалось на непривычном месте, то ли свежий лесной воздух, всю ночь проникавший через открытое окно, разбудил его в такую рань.
Когда он оделся и вышел во двор, лес вокруг еще дремал, тихий, густой. Сонные ветви и верхушки деревьев тянулись к высокому сереющему небу.
«Новое место», — подумал Хаим-Мойше. И вдруг почувствовал себя свежим и сильным, будто заново родился.
На хозяйской половине дома еще спали. Под окнами было подметено, но возле колоды, заменявшей ступеньку, валялся белый листок бумаги, исписанный неровным почерком Ицхока-Бера. Ворота были заперты изнутри на влажный от росы ржавый замок. Слышно было, как в конюшне за домом лошадь переступает с ноги на ногу и с хрустом перетирает крупными зубами овес. Затихает, задумывается, словно прислушиваясь, и начинает жевать снова.
Хаим-Мойше перелез через ворота и отправился по дороге в Ракитное. Очень кстати, что он проснулся так рано. Ведь ему нужно побывать в городе, где он не был уже лет восемнадцать, посмотреть, осталось ли после пожара хоть что-нибудь от дома, когда-то проданного его покойным отцом.
Город стал гораздо больше и красивее, появилось много новых роскошных зданий. Они спали на тихих улочках и не сообщали, кому принадлежат. Ракитное расцвело, с тех пор как неподалеку построили вокзал. На разбитой полукруглой площади Хаим-Мойше ненадолго задержался перед новым домом с резным крыльцом, на котором вчера стояла красивая, стройная девушка, и пошел дальше.
На окраине, там, где когда-то находился дом его отца, теперь был заросший бурьяном пустырь. Ботинки промокли от росы. Хаим-Мойше огляделся, не видит ли кто, и принялся искать остатки дворовых построек, там, где давным-давно играл мальчишкой. Его взгляд наткнулся на кусок почерневшего столба с трухлявой сердцевиной, который торчал из земли, как гнилой зуб. Наклонившись к нему, Хаим-Мойше подумал: вот все, что осталось в Ракитном от отцовского дома.
Когда он возвращался через город в лес, на длинной центральной улице произошла неожиданная встреча. Солнце только что взошло, женщины выгоняли коров в стадо. Возле выкрашенного розовой краской склада сельскохозяйственной техники ему повстречался старый еврей, тоже поднявшийся рано утром. Старик с морщинистым лицом оглядел его с любопытством и подозрением. Хаим-Мойше улыбнулся:
— Что вы так смотрите, уважаемый? Я местный.
И тут же спросил старика, чей это склад. Тот ответил:
«Молодого Бромберга, чей же еще? Все, что он видит здесь, на углу, принадлежит молодому Бромбергу».
Оказалось, Хаим-Мойше уже слыхал о Бромберге. Вчера извозчик, который вез его с вокзала, расспрашивал его, не из «окончивших» ли он, Хаим-Мойше, и рассказал, что тут, в городе, тоже есть такой, некий Бромберг:
— Хорош этот Бромберг! Уже лет четырнадцать, как женился. По любви!
Хаим-Мойше даже знает, что этот Бромберг — попечитель талмуд-торы. Но старику надо было выяснить, кто такой сам Хаим-Мойше. Когда же Хаим-Мойше объяснил, тот успокоился:
— Сын Исруэла? Еще бы не знал!
И, вытянув шею, смотрит прямо в лицо Хаиму-Мойше, о чем-то размышляет. И неожиданно говорит:
— А ты ведь, наверно, не так уж молод, а?
Стоит еще несколько секунд, вытянув шею, и добавляет:
— Года, должно быть, тридцать два — тридцать три, а?
Расставшись со стариком, Хаим-Мойше улыбнулся: «Ничего себе…» Весь разговор, конечно, выеденного яйца не стоил. Однако, по подсчетам старика, получалось, что он, Хаим-Мойше, на пару лет старше, чем он думал. Абсурд… Хотя кто знает. Евреи в Ракитном соображают быстро и прекрасно все помнят. «Года, должно быть, тридцать два — тридцать три, а?»
Он ускорил шаг. Встреча со стариком не шла из головы, он хотел пораньше вернуться в лес, застать Ицхока-Бера за чаем и отвлечься разговором. Но когда он подошел к воротам, солнце стояло уже высоко. Ицхок-Бер давно был на другом краю леса, возле конторы, где тешут клепки, а жена его уехала в ближайшую деревню купить фруктов, чтобы сварить варенье хозяину лесного склада Акивасону.
Накануне вечером Ицхок-Бер с ней поругался.
— Сколько тебе повторять: нечего о нем заботиться, обойдется без варенья!
Но она не послушалась и с утра, едва встав, больная, запрягла-таки лошадь и уехала.
V
Домишко был пуст.
Верхушки деревьев тянулись к чистому утреннему небу. Ветви просыпались, вздрагивали, как от испуга, и слегка покачивались, успокоившись. Непрерывный шелест листьев проникал сквозь открытые оконца, шевелились короткие красные занавески. Хаим-Мойше, не раздеваясь, лег у себя в комнате возле окна. Пока никого нет, надо заставить себя поспать хотя бы пару часов. Непонятная тревога неожиданно охватила его только потому, что он встал слишком рано: «Немного поспать и встать со свежими силами».
Он уткнулся в маленькую холостяцкую подушку и тут же увидел перед собой прищуренные тусклые глаза, влажные, древние, как зеленоватые камешки на плоском морском берегу, и морщинистое пергаментное лицо — лицо старого еврея, которого он повстречал сегодня на улице. Глаза пристально смотрели на Хаима-Мойше: «А ты ведь, наверно, не так уж молод, а?»
Давид Бергельсон (1884–1952) — один из основоположников и классиков советской идишской прозы. Роман «Когда всё кончилось» (1913 г.) — одно из лучших произведений писателя. Образ героини романа — еврейской девушки Миреле Гурвиц, мятущейся и одинокой, страдающей и мечтательной — по праву признан открытием и достижением еврейской и мировой литературы.
Давид Бергельсон (1884–1952 гг.) — известный еврейский советский писатель, автор многих книг повестей и рассказов. Роман «На Днепре» — повествование о социальном расслоении и революционной борьбе масс в годы, предшествовавшие революции 1905 года. Рассказы писателя отличаются лаконичностью языка, эмоциональностью и мягким лирическим юмором.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роман по мотивам русских былин Киевского цикла. Прошло уже более ста лет с тех пор, как Владимир I крестил Русь. Но сто лет — очень маленький срок для жизни народа. Отторгнутое язычество еще живо — и мстит. Илья Муромец, наделенный и силой свыше, от ангелов Господних, и древней силой от богатыря Святогора, стоит на границе двух миров.
Действие романа относится к I веку н. э. — времени становления христианства; события, полные драматизма, описываемые в нем, связаны с чашей, из которой пил Иисус во время тайной вечери, а среди участников событий — и святые апостолы. Главный герой — молодой скульптор из Антиохии Василий. Врач Лука, известный нам как апостол Лука, приводит его в дом Иосифа Аримафейского, где хранится чаша, из которой пил сам Христос во время последней вечери с апостолами. Василию заказывают оправу для святой чаши — так начинается одиссея скульптора и чаши, которых преследуют фанатики-иудеи и римляне.
Данная книга посвящена истории Крымской войны, которая в широких читательских кругах запомнилась знаменитой «Севастопольской страдой». Это не совсем точно. Как теперь установлено, то была, по сути, война России со всем тогдашним цивилизованным миром. Россию хотели отбросить в Азию, но это не удалось. В книге представлены документы и мемуары, в том числе иностранные, роман писателя С. Сергеева-Ценского, а также повесть писателя С. Семанова о канцлере М. Горчакове, 200-летие которого широко отмечалось в России в 1998 году. В сборнике: Сергеев-Ценский Серг.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Роман «Эсав» ведущего израильского прозаика Меира Шалева — это семейная сага, охватывающая период от конца Первой мировой войны и почти до наших времен. В центре событий — драматическая судьба двух братьев-близнецов, чья история во многом напоминает библейскую историю Якова и Эсава (в русском переводе Библии — Иакова и Исава). Роман увлекает поразительным сплавом серьезности и насмешливой игры, фантастики и реальности. Широкое эпическое дыхание и магическая атмосфера роднят его с книгами Маркеса, а ироничный интеллектуализм и изощренная сюжетная игра вызывают в памяти набоковский «Дар».
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.