"Отставки" Сталина, или Об искусстве политического шантажа - [3]

Важна еще одна реплика Сталина. Говоря о своих обязанностях, он сказал: «Раз мне это поручено, значит, я это делаю. А не так, чтобы это было записано за мною. Я не так воспитан». Последнее он сказал очень резко. Как Сталин и на сей раз точно рассчитал, его «отставка» была отклонена.

Семь (известных по крайней мере) мнимых «отставок» Сталина... Никто другой из руководства партии не прибегал столько раз к подобным методам давления на партию и государство. При этом Сталин был уверен, что ответ на его заявления всякий раз будет однозначным: нет! Почему? Думаю, потому главным образом, что в первые годы Советской власти катастрофически не хватало руководящих кадров, которым можно было доверить ответственные посты. Другая причина мне видится в том, что, начиная со времени гражданской войны, Сталин постепенно становится довольно видным деятелем партии, проявляя злую, но твердую волю, настойчивость в достижении поставленной цели. Поэтому он понимал, что его «отставки» вряд ли будут приняты. Они все в той или иной мере укрепляли его позиции. Что же касается «отставки» 1924 года, то Сталин был уверен в защите Зиновьева и Каменева, ибо им тогда был нужен Сталин в их собственных политических играх. Последняя же отставка Сталина была направлена на то, чтобы не упустить власть из одряхлевших уже рук, укрепить свой культ при жизни и после ее окончания. Сталин испытывал на прочность своих подручных (Молотова, Ворошилова, Кагановича, Маленкова, Берия, Хрущева), надеясь, что и после его кончины они будут верно служить идеям своего вождя.

И еще один момент. Непринятия «отставок» Сталина, особенно первых, укрепили в его характере одну важную отрицательную черту: веру в свою незаменимость при всех ситуациях, использование их (ситуаций) в свою пользу, раздувания своего всевластия.

«Отставки» Сталина, особенно после кончины Ленина, были, по существу, не отставками в их изначальном демократическом смысле, а угрожающим шантажом соратникам и единомышленникам членам ЦК. Им как бы внушалось: «Без меня вы пропадете, вас сотрут в порошок». И эти угрозы, как свидетельствует историческая практика, действовали безотказно, связывали круговой порукой.

Институт отставок не стал у нас традицией. Да и не мог тогда стать потому, что одним из проявлений всевластия Сталина стали идеалистические установки о вожде и основной массе партии как «винтиках» в механизме власти, идея о том, что «Сталин думает о нас и за нас». Это не  могло не притупить самостоятельность в мышлении и действиях, плодило пассивность и глушило инициативу. Более того, такие и подобные постулаты сказались на деятельности партии в целом. Она стала на длительное время, до апреля 1985 года, организацией, которая обходится без ярких индивидуальностей и своеобразных личностей, мыслителей и теоретиков. Отсюда — принижение роли Центрального Комитета и других выборных органов, всесилие партаппарата, рассматривающего возможные отставки как политическую незрелость, расшатывание партийных рядов...

И вот впервые в истории нашей партии на апрельском (1989 г.) Пленуме ЦК принята отставка ста десяти членов и кандидатов в члены Центрального Комитета, Центральной Ревизионной Комиссии КПСС, этот беспрецедентный факт — прежде всего свидетельство чувства ответственности тех, кто реалистически и самокритично оценил свои силы и нашел в себе мужество просить о выходе из высших партийных выборных органов. Тут и забота о судьбе перестройки, и понимание масштабности задач, для решения которых требуются новые подходы, новые люди. А самое главное — новый решительный шаг в демократизации внутрипартийной жизни, которой должны быть чужды кастовость, закрытость, приверженность к форме без содержания.

Революционное обновление общества и деятельности КПСС, развитие нового политического мышления выдвигают на первые роли руководителей, способных нести ответственность за партию и перед партией. По уставу и по совести.

А. Зевелев. доктор исторических наук, профессор