Отсрочка - [8]

Шрифт
Интервал

И оправдают чем попало.

И мы с тобою, ангел мой,

Еще заплачем друг по другу.

Как быть? Иду я по прямой,

А все, кого люблю, - по кругу.

Природа, женщина, страна

Заложницы круговорота.

Не их и не моя вина,

Что я их брошу для кого-то

Или они меня - для тех,

Кого судьба любить привыкла

И от кого не ждут помех

В извечном повторенье цикла.

И пусть себе. Дороги крюк

И путник, движущийся прямо,

Овал и угол, путь и круг,

Спираль и ствол, гора и яма,

Земли округлое чело

И окон желтые квадраты

Ничто не лучше ничего,

И все ни в чем не виноваты.

Шуршанье мартовского льда.

Промокший сквер, еще раздетый.

Уже не деться никуда

От неприкаянности этой.

Родного города паук

Под фонарями распластался.

Что есть прямая? Тот же круг,

Что, разомкнувшись, жив остался".

Так думал бывший пес ручной,

Похмельный лох с помятой мордой,

Глотнувший сырости ночной,

А с ней - отверженности гордой,

Любитель доблестно пропасть

И если гибнуть, то красиво,

Привычно находящий сласть

В самом отчаяньи разрыва.

Так компенсирует герой

Разрыв, облом, насмешку Бога.

Пристойный фон ему устрой

Достойный Байронова слога.

Пускай он куртку распахнет,

Лицо горящее остудит

И вешней сырости вдохнет

Сулящей все, чего не будет.

* * *

...Меж тем июнь, и запах лип и гари

Доносится с бульвара на балкон

К стремительно сближающейся паре;

Небесный свод расплавился белком

Вокруг желтка палящего светила;

Застольный гул; хватило первых фраз,

А дальше всей квартиры не хватило.

Ушли курить и курят третий час.

Предчувствие любви об эту пору

Томит еще мучительней, пока

По взору, разговору, спору, вздору

В соседе прозреваешь двойника.

Так дачный дом полгода заколочен,

Но ставни рвут - и Господи прости,

Какая боль скрипучая! А впрочем,

Все больно на пороге тридцати,

Когда и запах лип, и черный битум,

И летнего бульвара звукоряд

Окутаны туманцем ядовитым:

Москва, жара, торфяники горят.

Меж тем и ночь. Пускай нам хватит такта

(А остальным собравшимся - вина)

Не замечать того простого факта,

Что он женат и замужем она:

Пусть даже нет. Спроси себя, легко ли

Сдирать с души такую кожуру,

Попав из пустоты в такое поле

Чужого притяжения? Жару

Сменяет холодок, и наша пара,

Обнявшись и мечтательно куря,

Глядит туда, где на углу бульвара

Листва сияет в свете фонаря.

Дадим им шанс? Дадим. Пускай на муку

Надежда до сих пор у нас в крови.

Оставь меня, пусти, пусти мне руку,

Пусти мне душу, душу не трави,

Я знаю все. И этаким всезнайкой,

Цедя чаек, слежу из-за стола,

Как наш герой прощается с хозяйкой

(Жалеющей уже, что позвала)

И после затянувшейся беседы

Выходит в ночь, в московские сады,

С неясным ощущением победы

И ясным ощущением беды.

ВОЙНА ОБЪЯВЛЕНА

1. ПРОЩАНИЕ СЛАВЯНКИ

Аравийское месиво, крошево

С галицийских кровавых полей.

Узнаю этот оющий, ающий,

Этот лающий, реющий звук

Нарастающий рев, обещающий

Миллионы бессрочных разлук.

Узнаю этот колюще-режущий,

Паровозный, рыдающий вой

Звук сирены, зовущей в убежище,

И вокзальный оркестр духовой.

Узнаю этих рифм дактилических

Дребезжание, впалую грудь,

Перестуки колес металлических,

Что в чугунный отправились путь

На пологие склоны карпатские

Иль балканские - это равно,

Где могилы раскиданы братские,

Как горстями бросают зерно.

Узнаю этот млеющий, тающий,

Исходящий томленьем простор

Жадно жрущий и жадно рожающий

Чернозем, черномор, черногор.

И каким его снегом ни выбели

Все настырнее, все тяжелей

Трубный зов сладострастья и гибели,

Трупный запах весенних полей.

От ликующих, праздно болтающих

До привыкших грошом дорожить

Мы уходим в разряд умирающих

За священное право не жить!

Узнаю эту изморозь белую,

Посеревшие лица в строю...

Боже праведный, что я здесь делаю?

Узнаю, узнаю, узнаю.

2.

Мне приснилась война мировая

Может, третья, а может, вторая,

Где уж там разобраться во сне,

В паутинном плетении бреда...

Помню только, что наша победа

Но победа, не нужная мне.

Серый город, чужая столица.

Победили, а все еще длится

Безысходная скука войны.

Взгляд затравленный местного люда.

По домам не пускают покуда,

Но и здесь мы уже не нужны.

Вяло тянутся дни до отправки.

Мы заходим в какие-то лавки

Враг разбит, что хочу, то беру.

Отыскал земляков помоложе,

Москвичей, из студенчества тоже.

Все они влюблены в медсестру.

В ту, что с нами по городу бродит,

Всеми нами шутя верховодит,

Довоенные песни поет,

Шутит шутки, плетет отговорки,

Но пока никому из четверки

Предпочтения не отдает.

Впрочем, я и не рвусь в кавалеры.

Дни весенние дымчато-серы,

Первой зеленью кроны сквозят.

Пью с четверкой, шучу с медсестрою,

Но особенных планов не строю

Все гадаю, когда же назад.

Как ни ждал, а дождался внезапно.

Дан приказ, отправляемся завтра.

Ночь последняя, пьяная рать,

Нам в компании странно и тесно,

И любому подспудно известно

Нынче ей одного выбирать.

Мы в каком-то разграбленном доме.

Все забрали солдатики, кроме

Книг и мебели - старой, хромой,

Да болтается рваная штора.

Все мы ждем, и всего разговора

Что теперь уже завтра домой.

Мне уйти бы. Дурная забава.

У меня ни малейшего права

На нее, а они влюблены,

Я последним прибился к четверке,

Я и стар для подобной разборки,


Еще от автора Дмитрий Львович Быков
Июнь

Новый роман Дмитрия Быкова — как всегда, яркий эксперимент. Три разные истории объединены временем и местом. Конец тридцатых и середина 1941-го. Студенты ИФЛИ, возвращение из эмиграции, безумный филолог, который решил, что нашел способ влиять текстом на главные решения в стране. В воздухе разлито предчувствие войны, которую и боятся, и торопят герои романа. Им кажется, она разрубит все узлы…


Истребитель

«Истребитель» – роман о советских летчиках, «соколах Сталина». Они пересекали Северный полюс, торили воздушные тропы в Америку. Их жизнь – метафора преодоления во имя высшей цели, доверия народа и вождя. Дмитрий Быков попытался заглянуть по ту сторону идеологии, понять, что за сила управляла советской историей. Слово «истребитель» в романе – многозначное. В тридцатые годы в СССР каждый представитель «новой нации» одновременно мог быть и истребителем, и истребляемым – в зависимости от обстоятельств. Многие сюжетные повороты романа, рассказывающие о подвигах в небе и подковерных сражениях в инстанциях, хорошо иллюстрируют эту главу нашей истории.


Орфография

Дмитрий Быков снова удивляет читателей: он написал авантюрный роман, взяв за основу событие, казалось бы, «академическое» — реформу русской орфографии в 1918 году. Роман весь пронизан литературной игрой и одновременно очень серьезен; в нем кипят страсти и ставятся «проклятые вопросы»; действие происходит то в Петрограде, то в Крыму сразу после революции или… сейчас? Словом, «Орфография» — веселое и грустное повествование о злоключениях русской интеллигенции в XX столетии…Номинант шорт-листа Российской национальной литературной премии «Национальный Бестселлер» 2003 года.


Девочка со спичками дает прикурить

Неадаптированный рассказ популярного автора (более 3000 слов, с опорой на лексический минимум 2-го сертификационного уровня (В2)). Лексические и страноведческие комментарии, тестовые задания, ключи, словарь, иллюстрации.


Оправдание

Дмитрий Быков — одна из самых заметных фигур современной литературной жизни. Поэт, публицист, критик и — постоянный возмутитель спокойствия. Роман «Оправдание» — его первое сочинение в прозе, и в нем тоже в полной мере сказалась парадоксальность мышления автора. Писатель предлагает свою, фантастическую версию печальных событий российской истории минувшего столетия: жертвы сталинского террора (выстоявшие на допросах) были не расстреляны, а сосланы в особые лагеря, где выковывалась порода сверхлюдей — несгибаемых, неуязвимых, нечувствительных к жаре и холоду.


Сигналы

«История пропавшего в 2012 году и найденного год спустя самолета „Ан-2“, а также таинственные сигналы с него, оказавшиеся обычными помехами, дали мне толчок к сочинению этого романа, и глупо было бы от этого открещиваться. Некоторые из первых читателей заметили, что в „Сигналах“ прослеживается сходство с моим первым романом „Оправдание“. Очень может быть, поскольку герои обеих книг идут не зная куда, чтобы обрести не пойми что. Такой сюжет предоставляет наилучшие возможности для своеобразной инвентаризации страны, которую, кажется, не зазорно проводить раз в 15 лет».Дмитрий Быков.