Отщепенцы - [2]

— Вот. — Джил одобрительно кивнул, будто я очко заработала. — Это именно то, о чем я говорю. Ты немедленно поняла, какой у них статус.

— Ранг, — поправила я, — и это нетрудно. Арну сейчас — лидирующий клан. И это не отменяет того факта, что я не та, которая тебе нуж…

Он хлопнул ладонью по столу, прервав мою речь:

— Да ты хоть понимаешь, сколько скипидара мне за это вмазывают под хвост?

Понимаю, что это главная твоя проблема, молчу я в ответ. Джила довести до бешенства просто — обычно для этого хватает моего присутствия. Я больше похожа на вервольфа в образе человека, чем многие настоящие. Точнее, я выгляжу как стереотип вервольфа: темные волосы и серые глаза. Предубеждение Джила против оборотней уступает только его неприязни к женщинам на службе в Корпусе, и меня он возненавидел с первого взгляда. Естественно, мой послужной список положения не улучшил. Мне искренне не хотелось напоминать ему о некоторых слишком недавних событиях, но я должна была заставить его увидеть причину.

— Вот честно скажу, лучше меня не ставить на это дело.

— Лучше тебя не ставить на это дело! — передразнил он меня. — Да никого ж другого у меня нет! Никто не знает вервольфов так, как знаешь их ты.

Я бросила тонкости — дипломатия никогда не была моей сильной стороной.

— Ты мое дело читал? — спросила я недоверчиво. Пусть Круг не все знает о моем происхождении, но одно там известно точно: ни один клан со мной ни о чем разговаривать не будет.

Ликантропия редко передается внутриутробно, а когда такое происходит, ребенок обычно не выживает. Обычно детей клана заражают родители в возрасте пяти-шести лет, когда организм достаточно окрепнет, чтобы вынести перемену. Но моя мать, хотя и принадлежала к одному из высших классов, где традиция почиталась чуть ли не религией, отказалась. Предводители клана решили, что это влияние мужа, и заметили, что если мать не уступит, я не буду должным образом социализирована — всегда останусь чужаком, отличающимся от других.

Она им не сказала, что это и так будет.

Я была рождена с невр-синдромом — он так назван по древнему славянскому племени невров, которые якобы умели перекидываться волками. Горький юмор здесь в том, что носитель этого синдрома превращаться-то и не способен. Такое иногда бывает, когда мать — вервольф, а отец — нет; почему, собственно, женщинам-вервольфам категорически не рекомендуется замужество вне клана. По сути говоря, этот синдром — стертая форма ликантропии, дающая своему носителю иммунитет от полного заболевания.

Невр-синдром — главный предмет беспокойства кланов. В высших кланах браки обычно заключаются в пределах клана, предпочитающего увеличивать свои ряды размножением, а не «обращением» людей, которые ничего в культуре или иерархии оборотней не понимают. Но кланы попроще не так щепетильны, особенно если война или кровная месть сильно проредит их ряды. Если невр-синдром попадет в мейнстрим, то обращение людей будет все более и более затруднительным, потому что иммунитет разойдется эпидемией. По сей причине традиция предписывает, чтобы младенцы, родившиеся с этой «аберрацией», уничтожались на месте.

Долгое время статуса моей матери было достаточно, чтобы меня защитить. Мало кто был выше ее на ранговой лестнице клана и мог бы критиковать ее решение, а те, кто имел такое право, не делали этого из уважения или ради дружбы. Но два года назад умер старый бардульф — вожак клана, и его преемник решил поднять этот вопрос. Мать сумела избежать вызовов в суд и тем самым — его неприятных решений, представив свидетельство о болезни. К несчастью, не фальшивое.

Вскоре после моего двадцать третьего дня рождения у нее нашли рак поджелудочной железы. И когда давно провалилось все лечение, когда давно не осталось никакой надежды, она все еще проделывала все болезненные процедуры, выжимая себе еще несколько месяцев, недель, дней, — потому что каждая прожитая ею минута была минутой, когда клан еще не мог меня тронуть. Минутой ближе к двадцати пяти, возрасту совершеннолетия по обычаям вервольфов, когда я могла официально объявить о своей независимости от клана.

Чуть-чуть недотянула, меньше недели. И через два дня после ее смерти на меня напали восемь членов клана, решительно настроенных привести единственное дитя Ларенсии Лобизон к повиновению, хочу я этого или нет. Они только забыли маленькую деталь: я еще и дочь Гийома де Круазета и сама по себе военный маг. Не говоря уже о тон, что отец был в отставке, но никак не в беспомощности. Мы оба с ним сходили с ума от горя, и тут они напали, не дождавшись даже похорон. В результате получилась кровавая баня на три квартала, шесть мертвых вервольфов, два пожара, поврежденного имущества на пять миллионов долларов и шапки во всех местных газетах.

Круг это выдал за гангстерскую войну, но я получила черную метку в личное дело — за то, что драка стала достоянием гласности, — и быстрый перевод. Результаты реакции клана еще не сформулированы, но почему-то мне кажется, что я не буду от них в восторге.

Джил смотрел на меня выжидательно, будто мне тут же полагалось выдать ему все скорбные подробности. А то, можно подумать, в моем личном деле их мало. Единственное, о чем не знает Круг, — это почему на меня напали. Папа сразу сообразил, что сказать, и учел, что клан не любит обсуждать свои дела с посторонними. Так что в основном все думают, что дело в старой кровной вражде. Вот пусть и дальше так думают.