Отряд - [60]

Через неделю после убийства Трикси Шелли лежал в постели. Холодный лунный свет пробивался сквозь занавески, освещая его бледное лицо, которое так напоминало осиное. Он прокручивал всю сцену в голове: мокрая Трикси с диким взглядом выскакивает из ванны. Возбуждение вернулось – простыня натянулась в промежности, – но ощущение было слабым. Бледной имитацией того внезапного прилива. Шелли взвешивал: раз он испытал подобное с чем-то настолько жалким, как котенок, то что бы ощутил с чем-нибудь большим, сильным и более разумным? Ведь риск только усилит эйфорию, не так ли?

ШЕЛЛИ ПРОШЕЛ мимо остатков костра и, обогнув хижину, направился к подвалу. Там он присел на корточки и осторожно постучал в дверь.

– Кент, – нараспев позвал он. – Кееееенннниии.

При звуках его голоса что-то заскребло по ступенькам, будто огромный слепой краб. Послышался глухой стук кости о дерево. С петель посыпалась пыль. Шелли вдохнул сладкий, пахнущий гнилыми сотами воздух. На мгновение между планками показалось странное существо – отощавшее и угловатое, оно состояло из одних жутких костей, а лицо его заострилось бритвой.

В щель между створками проскользнули пальцы. Не похожие на пальцы человеческого существа – безобразно тонкие и высохшие, точно старая морковь, которая так долго лежала в темном холодильнике, что утратила свой цвет. На месте ногтей остались окровавленные серпики, окаймленные клочьями разодранных кутикул. Шелли предположил, что Кент сгрыз их один за другим. «Этот пальчик хочет спать, этот пальчик лег в кровать…»

– Я такой голодный.

Голос был древним. Шелли представил себе скорчившегося на лестнице старика-мальчика: сморщенный кошмар с белоснежными волосами и невероятно старыми глазами, роговицы которых сделались болезненно-желтыми, как у кошки. Как у Трикси?

– Все еще голодный? – спросил Шелли. – Даже после того, как съел всю нашу провизию? – Он хмыкнул. – Думаешь, я должен тебя выпустить?

– Не знаю, – глухо ответил Кент. Прямо обиженный ребенок.

– Я считаю, ты заслуживаешь сидеть там. Тебе так не кажется, Кент? Ты заставил нас запереть скаут-мастера. Поэтому мы и тебя заперли. Это же справедливо?

Тишина.

– Я задал вопрос. Разве это не справедливо, Кент?

– Да, – раздраженно ответил Кент.

– Око за око, верно?

– Да.

– Скаут-мастер мертв.

Снова тишина.

– Кто же в этом виноват, Кент?

Молчание не прерывалось.

– Эй! – радостно прощебетал Шелли. – Помнишь вертолет? Он сбросил пакет с лекарствами. И едой. Сочным мясом, булочками, конфетами и…

– Пожалуйста.

Шелли раньше не слышал, чтобы кто-то проплакивал слова. Но именно это и сделал Кент. Он прорыдал свое «пожалуйста».

– Что «пожалуйста», Кент?

– Пожалуйста… Накорми меня.

– Я мог бы. Но сначала ответь на мой вопрос. Кто виноват в смерти скаут-мастера?

– Это… Это моя вина. Это все моя вина. Но я не хотел… Я никогда не хотел…

– Не важно, чего ты хотел, Кент. Важно только то, что случилось. – Голос Шелли был мягким как шелк. – Так что задумайся об этом. Он умер страшной смертью. Ему на голову рухнуло дерево, знаешь ли. Череп разлетелся, как яичная скорлупа. Так что да, Кент, вина действительно целиком и полностью твоя.

Тихий красивый плач. Шелли впитывал этот звук, точно мясистое растение – солнечный свет. Его челюсть жутко выдвинулась, нижний ряд влажных зубов выступал на полдюйма вперед. Шелли походил на лося в брачный сезон.

– Спасибо, что ответил на мой вопрос, Кент. Так что бы ты хотел съесть?

– Что угодно. Что угодно.

– Я к тому, что там много разного. Не могу принести сюда все. Так что тебе придется решить. У нас есть яблочный пирог, пончики в шоколадной глазури, большие стейки и…

– Мяса. Мяса.

– Подожди здесь, – сказал Шелли, как будто у Кента был выбор. – Я сейчас вернусь.

Он проскользнул в хижину. Полуденный свет падал сквозь проломанную обрешетку, покрывая пол медовыми полосами.

Прямо перед Шелли оказалась осевшая крыша. Он отвинтил старый стеклянный плафон, который был теперь на уровне глаз, – удивительно, но тот не разбился во время бури. В матовой стеклянной чаше лежали десятки мертвых насекомых. В основном мух, а еще несколько стрекоз и мотыльков. Шелли вытряхнул их хрупкие останки на ладонь и вернулся к подвалу.

– Вот первое блюдо, Кент. Это… толченые орехи.

Шелли вложил высохшую стрекозу в пальцы Кента. Они исчезли в щели и растворились в темноте. Нетерпеливый хруст. Пальцы появились снова.

– Еще.

Шелли кормил Кента дохлыми жуками, будто козу в живом уголке. Кент жевал, издавая жалкие, униженные звуки. Шелли не мог поверить своему счастью. Остров, изоляция, сбивающая с толку болезнь – все это было лучшим полем для игр.

Глазные яблоки в глазницах казались липкими; на сухом языке осел привкус солонца. Пенис яростно пульсировал в брюках, Шелли толкал его ладонью, прижимал к бедру, чтобы достичь головокружительного, воодушевляющего наслаждения. «Хватит играть в карманный бильярд!» – сказал бы мистер Терли, застав за этим занятием на уроке физкультуры. Но ведь мистера Терли здесь нет. Вокруг ни одного взрослого – кроме мертвецов в хижине, – а значит, Шелли волен делать все, что пожелает… Но он должен быть осторожен. Ошибиться – «облажаться», как сказал бы его отец, – и испортить прекрасную игру легко. Ему не стоит увлекаться.