Отродье. Охота на Смерть - [7]

То ли открылось второе дыхание, то ли произошёл выброс адреналина, но ему стало немного теплее, прибавилось сил. Вадим, можно сказать, не плыл, а просто держался на поверхности реки, но даже так Вовка за ним не поспевал. Он решил немного отплыть вперёд, чтобы разведать путь. Метров через двадцать дно ещё не прощупывалось, зато длинные водоросли вполне ощутимо принялись цепляться за ноги — хороший признак, скоро берег! Он вернулся к другу, подплыл поближе, решив ему подсобить, но как только Вовка попытался за него уцепиться, Вадим молниеносно пошёл ко дну, испугался, инстинктивно оттолкнул товарища.

— Давай… Давай… У нас получится… Там уже берег…

Вовка прикрыл глаза, слишком медленно передвигая руками. Вадим снова начал замерзать. Отплыл буквально на два метра от товарища, обернулся, но никого не увидел… Сначала он не мог понять, что произошло… Время в очередной раз замедлило бег.

Тишина.

На гладкой поверхности воды неохотно лопнули три пузырька.

Вадим пришёл в себя. Бросился туда, где ещё секунду назад цеплялся за поверхность и саму жизнь верный друг. Откуда-то появились силы. Нырнул — ничего. Отдышался. Нырнул. Ещё раз. Ничего. Ещё раз. Он нырял снова и снова, погружаясь в глубину, как в невыносимую правду: друзья погибли, их больше нет, и спешил побыстрее вынырнуть, тем самым не соглашаясь поверить в это.

Слёзы смешались с речной водой.

Нырнув в очередной раз, он вроде бы что-то нащупал, но не смог ухватиться, а когда вынырнул, в висках страшно стучало. Провёл рукой по лицу — кровь. В носу стало тепло. Кровь тёплым ручейком спускалась к губам, попадала в рот, оставляя солоноватый привкус. Кровь из носа шла у него с раннего детства: врачи поставили диагноз "повышенное внутричерепное давление". Вадим знал, если продолжит нырять, то вскоре потеряет сознание. Сглотнул огромный ком, образовавшийся в горле. Нахмурился, а затем захныкал как маленький:

— Вовка… ты прости меня, пожалуйста… Я… веришь, нет? Никогда тебя не забуду… И тебя Мишка… простите…

Что произошло дальше, он почти не помнил. Внутренне Вадим снова и снова переживал невыносимую, совершенно нереальную боль утраты лучших друзей, поверить в которую окончательно никак не получалось. В то же время на полном автомате доплыл до берега, выбрался на скользкую землю, поцарапался об ивовые ветки, когда спешно продирался прочь от реки-убийцы, немного посидел на границе старого леса, вздохнул, встал, пошёл искать дорогу к лагерю. На прощание обернувшись, он заметил, что в мире стало намного светлее: вот-вот поднимется солнце, прогонит серый туман и возможно всё будет как раньше. Друзья, перепачканные зубной пастой, проснутся в душном корпусе, вдали заиграет горнист, помятый вожатый Костян с лёгким перегаром хмуро позовёт пацанов на завтрак… "Это просто страшный сон… это не может быть правдой" — повторял Вадим, медленно двигаясь сквозь тёмный лес. Он не видел ничего вокруг, часто спотыкался. Наконец под ноги сама собой метнулась заросшая тропинка. Ему почему-то показалось, что она непременно приведёт туда куда нужно.

Минут через пятнадцать мысли немного успокоились, голова прояснилась. Наверное, подсознание приняло жуткую правду, переварив всё произошедшее. Вадим сильно переживал, перед глазами то и дело всплывали улыбающиеся лица друзей, но теперь он мог думать не только о них. Во-первых, зоркий мальчишеский глаз определил, что он забрёл в старую часть леса. Одряхлевшие деревья, как древние старушки, измученные артритом и псориазом, тянули к небу кривые ветки, даже летом теряя бледную листву. Стволы уже отошедших в мир иной гигантов, превратились в непроходимые преграды, но неизвестно кем вытоптанная тропа, ловко лавировала между ними, иногда балансируя на краю глубоких дурно пахнущих ям, иногда почти теряясь под завалами гниющего валежника. Во-вторых, он понял, что раньше никогда здесь не был. Удивительно, в этой части леса совсем не рос папоротник, на ум тут же пришли слова бабушки: "Лес без папоротника — дурной лес". Поёжившись, Вадим ускорил шаг.

Будто услышав его тревожные мысли, то тут, то там начали появляться широкие махровые кусты папоротника. Рядом со старыми деревьями возникли тоненькие стебли юных берёзок и ещё более тонкие веточки молодой черёмухи. Постепенно светало и в лесу. Вадим немного успокоился, начав снова обдумывать всё произошедшее этой ночью, когда тропинка резко отклонилась в сторону, буквально вытолкнув его на голую поляну, покрытую чёрными прошлогодними листьями.

Что-то хрустнуло под ногой. Во влажной листве белела кость. Вообще-то, ничего удивительного — любой лес кишит костями бездомных собак, кошек, заблудившихся коз и неизвестных птиц, но Вадим сразу понял — кость принадлежала человеку. Это была нижняя челюсть — точно такая, как гипсовый макет, показанный им учительницей на уроке биологии. Ряд узких неровных передних зубов, небольшие клыки и крупные жёлтые коренные зубы. Если это возможно, замёрзший парень похолодел ещё больше. Поднял глаза. Остолбенел. Перед ним на кроне мощного столетнего кедра возвышалась избушка. Деревянные стены почернели от времени, сливаясь в утреннем сумраке с тёмной зеленью кедровых иголок. Избушка, расположенная в трёх метрах от земли, выглядела чрезвычайно старой. Крышу покрывал толстый слой пожелтевшей хвои, вместо трубы зияла дыра, окна давно лишились не только стёкол, но и ставней, сгнившая дверь висела на одной петле.