Отрезанный мир - [48]

Кандалы были высечены из какого-то кристаллического минерала. Кристаллы часто могли удерживать в себе удивительные объёмы силы — поэтому я в прошлом и использовал алмазы для создания стазисных кубиков, которых хватало для заморозки целого города. Этот материал скорее всего не имел такой же ёмкости, но и размеры у кандалов были побольше, чем у тех алмазов.

Как бы то ни было, это направление мыслей было тупиковым. Перегрузка оков наверняка меня убьёт. Лучшим — и самым простым — вариантом было использовать мои способности архимага, позволив веществу оков пройти через мои запястья. Однако, тут было две проблемы.

Во-первых, я не знал, находился ли я под наблюдением. Если так, то мои действия могли вызвать ответную реакцию, и если это приведёт к бою с Гарэсом или Тирионом… ну, об этом меня предупреждали. Второй проблемой было то, что в оковах, на внутренней стороне, могли быть невидимые для меня скрытые чары. Если бы их делал я, то добавил бы что-то, чтобы определять отсутствие запястий в кандалах. Другими словами, они могли взорваться, если бы я снял их ненадлежащим образом.

Однако единственной причиной их снимать был простой личный комфорт. Быстрый осмотр встроенных в стены чар уже показал мне, что они были примерно такими же. Помещение было похоже на Комнату Железного Сердца, которую я построил в качестве ловушки для бога. Она могла впитать любую силу, какую я мог к ней приложить, и хотя Карэнта она удержать бы не смогла, на меня её хватало с лихвой. Чтобы сбежать, мне нужно было уничтожить чары, или использовать способности архимага, чтобы пройти через стену, как мне недавно позволил войти Гарэс.

Те же две проблемы, не позволявшие мне попытаться снять оковы, стояли также остро в отношении наложенных на камеру чар.

А что насчёт телепортационного круга? Ха! Камеру делали для содержания магов, и из неё не удалось сбежать Джероду Мордану, у которого была та же врождённая способность телепортироваться, что и у Керэн. Хотя я и не потратил достаточно времени, чтобы разобраться в большей части чар, я мог заранее предположить, что такие уловки они тоже блокировали.

— Ну и попал же я в передрягу, — сказал я вслух, скорее чтобы услышать свой голос, а не по какой-либо другой причине. В комнате стояла мёртвая тишина. Тишина могла быть страшнее тьмы. Она уже начала глодать меня.

Опустив руки, я ощупал свой живот, жалея, что меня нет моих мешочков, или хотя бы просто пояса. И то и другое у меня забрали, весьма справедливо догадавшись, что в них у меня могли быть припрятаны всякие хитрости. А ещё у меня забрали сапоги и куртку. Я был одет лишь в простую рубаху и штаны.

И ноги начали мёрзнуть.

— Могли бы хоть носки оставить! — крикнул я, гадая, услышит ли меня кто-нибудь. Если и слышали, то не расщедрились на ответ. Было бы здорово услышать даже смех, или ругательства. Что угодно — лишь бы знать, что кто-то меня услышал.

«Сколько я уже тут провёл? Час, два?». Я рассмеялся. Скорее всего, не прошло ещё даже двадцати минут. Сколько осталось до суда? Если неделя, то мне нужно было ждать — я быстро прикинул в уме — ещё пятьсот четыре раза по столько же.

А если больше недели?

— Будет непросто, — сказал я себе.

Через некоторое время я погрузился в воспоминания. Одним из преимуществ идеальной памяти было то, что всегда можно вновь вернуться в прошлое. Стараясь игнорировать твёрдый камень под спиной и холод в ступнях, я вновь с головой ушёл в тёплые летние деньки. Когда я ещё был просто другом Пенни — девочки, которой, казалось, никогда не хватит глупости в меня влюбиться. Когда у Маркуса всегда был какой-то дурацкий замысел, чтобы скоротать время. Когда Дориан снова и снова тащился за нами в очередное приключение.

Глава 16

— Леди Хайтауэр, вы что, потеряли рассудок? — произнёс мужчина за тридцать, с пронзительными карими глазами и внушительным, почти похожим на клинок носом.

Роуз спокойно ответила ему:

— Нет. Не думаю. А что, есть какая-то причина так полагать?

— Если честно — да, — ответил Лорд Уотсон, главный судья Лосайона. Он также был, отнюдь не в результате совпадения, тем судьёй, который в будущем должен был вести суд над Мордэкаем. — Никакой пользы вам с этого не будет, а потери могут быть велики.

— Но суд же не надо мной, — холодно произнесла Роуз.

— Я имею ввиду вашу репутацию. Лорда Камерона обвиняют в убийстве принца. Учитывая доказательства, я уверен в его виновности так же, как я уверен в том, что завтра взойдёт солнце. Представляя его в суде, вы ему ничем не поможете, и лишь запятнаете свою собственную репутацию. Пусть эту неприятную обязанность возьмёт на себя кто-то другой.

Глаза Роуз сузились до состояния щелей, сквозь которые лишь изредка пробивались сапфировые отблески:

— А кто-нибудь из ваших барристеров на это пойдёт?

Лорд Уотсон хмыкнул:

— Вряд ли. Они не дураки — но если он предложит им достаточно золота, то кто-то из них может и передумать. Если же нет, то он может сам себя представлять в суде.

— А кто-нибудь из них верит в его невиновность? — спросила Роуз.

— Леди Хайтауэр, в его невиновность не верит никто, — с чувством выдал судья.