Отрезанный - [75]

– Значит, женщину отравили?

– Нет. Это был суицид.

– Суицид? – удивленно воскликнул Херцфельд, выведя при этом Ингольфа из его полудремы.

Профессор ненадолго задумался, представив себе жестоко обезображенный труп, и с сомнением покачал головой.

– У неизвестной были удалены челюсти и отрезаны руки. Как, черт возьми, вы могли додуматься до такого абсурдного вывода, что она покончила с собой?

– Есть прощальное сообщение.

На несколько секунд Херцфельд вынужден был отвлечься от разговора, но как только машина миновала мост, он заявил:

– Это предсмертное письмо должно быть подделкой.

– Я говорю не о письме, а о видео, – возразила Яо. – И женщина больше не относится к разряду неопознанных лиц.

Услышав такое, Херцфельд озадаченно замолчал, что дало Яо возможность огорошить его еще больше.

– Сегодня в полдень одна частная охранная фирма после получения сигнала тревоги вскрыла пентхаус в районе Шарлоттенбург Берлина, – издалека начала Яо. – Роскошные апартаменты были оснащены безумно дорогой системой безопасности, которая реагирует даже тогда, когда в помещении в течение длительного периода времени не регистрируется никакого движения. Войдя в квартиру, охранник на белом ковре обнаружил следы крови и несколько отрезанных пальцев. Об этом он сообщил в полицию, которая при снятии отпечатков пальцев нашла в DVD-проигрывателе диск с записью.

– Ее завещание?

– Не только. Женщина засняла на видео все подробности своего поступка. Как она сидит на своей кухне и, прощаясь через видеообращение со своими друзьями и родственниками, принимает таблетки.

– Удалось выяснить, почему она так поступила? – спросил Херцфельд и посмотрел в зеркало заднего вида.

Было всего около четырех часов дня, но на улице стало совсем темно. Зато прекратился снегопад, и движение на дороге стало не таким плотным, как вначале поездки. Между тем Яо доложила:

– На записи она неоднократно подчеркивала, что ее жизнь потеряла всякий смысл и что рано или поздно правда все равно обнаружится.

– Тогда как объяснить все эти увечья? – перебил ее Херцфельд.

– Она сама это объясняет. Самоубийца говорит, я цитирую… – В телефоне послышалось шуршание бумаги, а потом снова голос Яо: – «Мое тело после смерти послужит еще одной цели. После этого оно станет выглядеть так же ужасно, как сейчас чувствует себя моя душа. Однако этой записью я удостоверяю, что все увечья, которые будут причинены моему телу после моей смерти, со мной заранее обговорены. О чем и свидетельствую, находясь в полном душевном здравии».

Херцфельд задумчиво покачал головой и выехал на левую полосу, чтобы обогнать универсал, который тянул за собой сильно раскачивавшийся из стороны в сторону трейлер.

– Почему вы так уверены, что за камерой никто не стоял с оружием в руках, заставляя ее делать такое заявление?

– Вы должны увидеть запись своими глазами, профессор. Конечно, уверенным на сто процентов быть нельзя, но мне редко доводилось слышать столь искренние и трогающие за душу слова, какие произнесла перед смертью фрау Швинтовская.

В этот момент у Херцфельда перехватило дыхание.

– Подождите, что вы сказали?

– Я сказала, что она говорила искренне. Ее слова ни на секунду не производят впечатления наигранности или вынужденного…

– Нет, нет! – вскричал профессор. – Я не это имел в виду! Как ее звали?

Он несколько раз моргнул, и перед его мысленным взором возникла надпись на крышке найденной картонной коробки с рекламой фирмы, занимающейся перевозками грузов, которую они нашли в сундуке возле входной двери дома Мартинека.

– Сибилла Швинтовская. Девичья фамилия Трон. Замужем за бизнесменом Филиппом Швинтовским, занимающимся перевозками. Общая дочь Ребекка семнадцати лет. Об отце и дочери нет никаких известий.

«С Швинтовским будет быстрее!» – горела та надпись перед глазами Херцфельда.

Услышав знакомую по недавним событиям фамилию, Ингольф встрепенулся, бросил на Херцфельда вопросительный взгляд, но затем зевнул и снова закрыл глаза.

– Что все это значит? – прошептал Пауль так тихо, что Яо не смогла разобрать его слов, переданных аппаратурой громкой связи.

– Вы что-то сказали?

– Что? Нет, нет! – ответил профессор.

В его мозгу лихорадочно крутилась одна мысль: «Тело искалеченной до неузнаваемости женщины, которая оказалась самоубийцей. Похищение Ханны. Мартинек. Погребение в озере. Бизнесмен, занимающийся перевозками и пропавший вместе с дочерью. Как все это взаимосвязано?»

– Что удалось узнать об этом Швинтовском? – спросил он. В телефоне вновь послышался шорох бумаг – Яо старательно принялась просматривать свои записи.

– Филипп Швинтовский – личность довольно известная, – наконец ответила она. – По всему получается, что свое состояние он сколотил за счет организации нелегальных казино и ростовщичества. В восьмидесятых годах его привлекали к суду за убийство. Тогда ему было двадцать шесть лет. В прессе Швинтовского называли «Буддой-убийцей», намекая на его чрезвычайную полноту. Имелась запись камеры слежения, на которой было видно, как он сбросил просрочившего платеж заемщика с моста на дорогу, где того переехал грузовик.

При таких словах лицо у Херцфельда невольно сморщилось.