Отраженный свет - [18]

— Откуда у тебя эти остатки цивилизации?

— Как откуда... Из дому.

— Да нет, это понятно. Откуда такой чистый?

— Стирал я его вчера.

— В речке?

— Не-е, в холодной разве отстираешь? Я воды накипятил, и с мылом...

— И в чем же это ты, с мылом?

— А в зеленой кастрюле.

— Ага, в зеленой, значит... В этой, в которой мы компот варили?

— Угу, в той самой.

Всеобщая выразительная пауза. Если даже Иван Лексаныч воздержался от мата, это что-нибудь да значило...

— Та-ак... Ну а носки были, конечно, капроновые?

— Угу,- обреченно признался Стасик.

— Красные?

— Не, не красные... Голубые.

Средства транспорта, они же члены коллектива

Долгое время в биологии господствовала теория, которая утверждала, что все виды животных созданы специально для какой-то цели. Вскоре она потерпела крах. Сейчас эта теория почти забыта, и, по-моему, незаслуженно. Конечно, я полностью разделяю дарвиновский взгляд на эволюцию, и все-таки когда я думаю о конях, в голову невольно закрадываются сомнения. Трудно поверить, чтобы такой совершенный организм мог быть создан нерассуждающей природой. Даже при беглом взгляде на лошадь напрашивается мысль, что она кем-то задумана и сотворена специально для перевозки вьюков. Надо на что-то положить седло - к вашим услугам спина. На животе очень удобно застегивать подпруги. Засела лошадь в болото, надо ее вытащить из трясины - крепкий лошадиный хвост сейчас же напоминает вам, что он создан специально для такого случая. Трос, которым вытаскивают из кювета машины, - это уже плагиат. А голова! Она на удивление ладно пригнана к уздечке! Да и все остальное служит той же цели - обеспечить удобство вьючной транспортировки. Ни одной мелочи не упущено. Даже круп не забыт, чтобы позади вьюков оставалось еще место на случай переезда через реки.

Лишняя в лошадином организме, пожалуй, только пищеварительная система. Вдобавок она - единственная, которая никогда не устает и не любит долго отдыхать. Даже во время самого тяжелого перехода лошадь то и дело норовит щипнуть травку у тропы и пьет почти в каждом ручье. Больше всего хлопот нам доставляла именно эта лишняя система.

Окончен переход - лошади надо дать отстояться, остыть. Как только она остыла - веди поить. Напоил - корми овсом. Покормил - отведи пастись. Пустишь просто так - транспортная единица обязательно убежит на завтрак к мишке. Чтобы этого не случилось, надо как-то ограничить ей свободу передвижения. Для этого придумано много методов. Но все они имеют свои недостатки.

На чистых ровных местах можно привязать лошадь к потаску - тяжелому бревну. Но после того как Арарат утащил километров за пятнадцать потаск, казавшийся под силу только трактору, мы отказались от этого способа.

Путы на передних ногах мешают только самым неопытным молокососам. Бывалые скачут галопом почище кенгуру.

Однажды вечером Иван Лексаныч не смог найти ни одного коня, сколько ни искал. На следующий день мы пошли на розыски всем отрядом, обыскали все возможные места. Коней не было. Только сопка, высокая и крутая, оставалась еще неосмотренной. На нее мы полезли только для очистки совести - разве может залезть туда спутанный конь, если даже мы карабкались на четвереньках? И все-таки кони оказались там... Сначала они прыгали по пологому склону, заросшему густой сочной травой, которая так и манила голодных животных. Склон становился все круче и круче, и в конце концов путь назад оказался отрезанным - спуститься вниз, не сломав шеи, было уже невозможно. Оставался один путь - наверх. Кони взобрались на самый гребень, обрывавшийся в другую сторону пропастью. Здесь они и стояли до тех пор, пока мы не нашли их. Даже распутанных, их едва удалось свести вниз. Иван Лексаныч долго удивлялся потом:

— Да разве это кони? Да туда, наверное, олень не залезет... Мне бы сказали, что там наверху пол-литра стоит, и то бы не полез...

Самый надежный метод - привязывать лошадь за длинный аркан к дереву, около которого много травы и мало кустов. Но не успеешь отойти, как она обязательно начинает ходить вокруг до тех пор, пока не намотает на ствол всю пятнадцатиметровую веревку. После этого успокаивается и ждет, когда ты придешь ее распутывать.

Еду каждый конь предпочитал работе. Когда они видели, что сейчас их заставят работать, они пускались на всяческие маленькие лошадиные хитрости. Сначала не давали себя поймать. Потом старательно надували брюхо в тайной надежде, что подпруги не сойдутся. Когда на оседланного коня вешали вьючные сумы, даже самый безответный начинал брыкаться.

Лошади - животные очень умные. Они свободно разговаривают по-своему и неплохо понимают друг друга. Заметил, например, Тарапул, что идет Иван Лексаныч с уздечками, коротко заржал - и все кони бросаются врассыпную. Мы знали по-лошадиному всего два слова - "тпру" и "но". Лошади знают наш язык гораздо лучше, но их словарный запас тоже довольно ограничен. Даже если к самому развитому коню, как Тарапул, обратиться с простейшей просьбой на великолепном литературном русском языке:

— Тарапул, иди, пожалуйста, побыстрее! - он только вопросительно задвигает ушами. Не поможет здесь и полулитературный жаргон, на котором объясняется хозяйка с нашкодившей кошкой: