Отражения, или Истинное - [16]

Шрифт
Интервал

Генри. Эта пьеса – о самопознании через страдание.

Дебби. А по-моему, о том, кто с кем спит. Как будто переспать – значит изменить.

Генри. Так считается.

Дебби. А еще считается, что не спать ни с кем, кроме мужа, – значит хранить ему верность. Было – или не было. Так и шарахаются: от черного – к белому. Широчайший цветовой диапазон, воссозданный драматургом Генри Ибсеном. Дала – не дала… Почему этому придается такое значение?

Генри. Откуда мне знать?

Дебби. Да потому что из любви делают тайну. В двенадцать лет я была словно одержимая. Повсюду мерещился секс. Даже в латыни. Словарь открывался на слове «meretrix», блудница. Слово источало таинственный аромат, сильный, точно мускус – обжигающее дыхание запретного мира. Не то, что ваше скучное «аmo, amas, amat». Этим жаром пропиталось все: история, французский, искусство, Библия, поэзия, переписка с приятелями, игры, музыка… Всюду царствовал секс – только не в биологии; в ней-то он был, но другой – не тот, настоящий, в котором таинство, порок и восторг, и все, что грезилось, и чего в нем на самом деле не было… Я отведала его в котельной, и он оказался тем, биологическим. Любовь – это совокупление тел, а вовсе не душ.

Генри. Не увлекайся этим.

Дебби. Чем?

Генри. Складным, убедительным бредом. Софистикой! Фраза выходит ловкая, круглая, точно клубок, но концов не найти, смысла не добиться. Красиво, но сплошная ложь, липа. Со словами, храни их Бог, нужно быть осторожным. Берем, например, утверждение: «Любовь – это игра страстей». Пожонглируй словами – получишь еще десяток таких перлов. Они же множатся простым делением, текст выстраивается из минимума повторяющихся единиц – авторы шлягеров мрут от зависти. Любовь – это игра страстей, страсть – это любовная игра, игра – это любовная страсть, любовь – игрушка, игра – страстишка, не играй в любовь, страсть люблю поиграть…

Дебби. Папа, остановись…

Генри. Да. Знаешь, когда я впервые с особой остротой ощутил, что весь мир – пустяк по сравнению с некой дамой?…

Дебби. Папа, ты не за пишущей машинкой. Попроще давай. Итак, когда ты впервые влюбился…

Генри…тогда я понял библейское слово «познание» в применении к плотской любви. «Они познали друг друга». Не плоть познали, а – через плоть – открылись друг другу до самого дна. Души свои доверили. А все прочее – это уже наши обличья, маски, их видит всякий: мы изливаем свою радость, печаль, гнев, раздражение, счастье на всех подряд. На друзей и родственников – с мимолетным уколом совести, на чужих вообще ничтоже сумняшеся. Любовники и любовницы тоже являют нам лишь один из многих своих ликов. Только в супружестве люди открыты друг другу до дна. Что же на дне? Что осталось в тебе, когда раздал себя, точно колоду, – до последней карты? Осталось то самое знание, глубокое, полное, истинное, знание духа через плоть. Ты познаешь любимую, любимая познает тебя. И выше, святее этого нет ничего на свете. Если ты так знаешь человека, ты – неслыханный богач, сыпешь мелочь пригоршнями: пусть твоя любимая болтает, смеется, с кем вздумается, подставляет ушко под шепоток, пляшет босиком на чьих-то столах, пусть как будто открыта всем – глупцы, это ничего не значит: ведь у тебя есть главная карта, и, пока она на руках, ты спокоен, ровен, весел, но ушла карта – и жизнь обращается в муку. На все смотришь с ненавистью, все причиняет невыносимую боль – карандаш, мандарин, рекламка… Любой предмет будто соединен проводом с мозгом, и воображение вспыхивает мгновенно, как нить накаливания в лампе. Больно…

Пауза.

Дебби. Значит, у Анни кто-то есть?

Генри. Насколько мне известно, нет, но за заботу – спасибо.

Дебби. Извини…

Генри. Да не волнуйся, пустяки.

Дебби. Это ты не волнуйся. Монополия хороша в колониальной политике, а не в любви.

Генри. О Господи! Снова эрзац-философия. Как если бы Микеланджело лепил из полистирола…

Дебби. Знаешь, Генри, в чем твоя беда?

Генри. В чем?

Дебби. Учительница латыни не водила тебя в котельную.

Генри. Зато я экзамен сдал.

Дебби. Только по латыни.

Звонок в дверь.

Я тебя хочу попросить…

Генри. О чем?

Дебби. Не выходи туда, ладно?

Генри. Его что, позвать стыдно?

Дебби. Да нет, просто он тебя боится.

Генри. Боже!

Входит Шарлотта в купальном халате; голова, возможно, повязана полотенцем. В руках – пачка открыток.

Шарлотта. Десять открыток, с марками и адресом. Ты мне раз в неделю – открытку, я тебе – десять долларов. Не отправишь открытку – не получишь денег. (Протягивает Дебби открытки.)

Дебби. Шарлот, спасибо… (Целует ее.)

Пока, Генри.

Генри. О, дочь моя! Прими благословенье и несколько последних наставлений…

Дебби. Все, папа, некогда. До свидания. (Целует его.)

Дебби берет рюкзак и выходит, Шарлотта за ней. Генри ждет возвращения Шарлотты.

Шарлотта. Ну, вот и сбыли кобылку с рук…

Генри. Музыкант… Ей еще и семнадцати нет.

Шарлотта. Тогда в Загребе мне тоже было семнадцать.

Пауза.

Как Анни поживает? Ты едешь в Глазго на премьеру?

Генри. Им еще полмесяца репетировать.

Шарлотта. А кто играет Джиованни?

Генри. Понятия не имею.

Шарлотта. Тебя это не интересует?

Генри. А почему это должно меня интересовать?

Шарлотта. Нет, Генри, ты просто прелесть. Вот если б все так рассуждали: «А почему это должно меня интересовать?» Меня всегда возмущала эта твоя невозмутимость. Даже когда я согласилась сниматься в той итальянской порнушке, ты и бровью не повел – как же, итальянское кино считалось высоким искусством… Вот и видно, какая я уже старуха. Для Дебби лучшие фильмы – австралийские. Представляешь? Они научились настоящие фильмы снимать, не только кенгуру.


Еще от автора Том Стоппард
Розенкранц и Гильденстерн мертвы

Известная трагикомедия Тома Стоппарда – парафраз шекспировского «Гамлета», вернее, «Гамлет», вывернутый наизнанку. Мы видим хрестоматийный сюжет глазами двух второстепенных персонажей – приятелей Гамлета по университету Розенкранца и Гильденстерна. Их позвали, чтобы они по-дружески выведали у Гамлета причину его меланхолии. Они выполняют это поручение, потом соглашаются следить за Гамлетом и незаметно для себя становятся шпионами, потом – тюремщиками Гамлета, а потом погибают в результате сложной интриги, в которой они – лишь случайные жертвы.


Изобретение любви

Творчество англичанина Тома Стоппарда – создателя знаменитых пьес «Розенкранц и Гильденстерн мертвы», «Настоящий инспектор Хаунд», «Травести», «Аркадия», а также сценариев фильмов «Ватель», «Влюбленный Шекспир», «Бразилия», «Империя Солнца» и многих-многих других – едва ли нуждается в дополнительном представлении. Искусный мастер парадоксов, великолепный интерпретатор классики, интеллектуальный виртуоз, способный и склонный пародировать и травестировать реальность, Стоппард приобрел мировую известность и признан одним из значительных и интереснейших авторов современности.В настоящем издании вниманию читателей впервые предлагаются на русском языке пьесы «Индийская тушь» и «Изобретение любви», написанные с присущим стилю Стоппарда блеском, изящностью и высокой интеллектуальной заряженностью.


Настоящий инспектор Хаунд

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Берег Утопии

Том Стоппард, несомненно, наиболее известный и популярный из современных европейских драматургов. Обладатель множества престижных литературных и драматургических премий, Стоппард в 2000 г. получил от королевы Елизаветы II британский орден «За заслуги» и стал сэром Томом. Одна только дебютная его пьеса «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» идет на тысячах театральных сцен по всему миру.Виртуозные драмы и комедии Стоппарда полны философских размышлений, увлекательных сюжетных переплетений, остроумных трюков.


После Магритта

...Но Телма не слушает. Она прекращает поиски, встает, подходит к своим туфлям — и на что-то наступает. Это пуля от пистолета 22-го калибра. Телма с удовлетворением поднимает ее и кидает в жестяное ведерко для мусора. Раздается звяканье...


Альбертов мост

Произведения Стоппарда, холодноватые, интеллектуальные, безупречно логичные, чаще всего строятся на одной абсурдной посылке. В пьесе «Альбертов мост» в основу сюжета положена нелепая ошибка, допущенная при расчете наиболее эффективного метода окраски моста. Небрежность дотошного инженера откровенно неправдоподобна, но это – чистая условность, повод к игре ума и слов, в которой Стоппард виртуоз.