Отражения, или Истинное - [14]
Генри. Не написал. Хотя пытался. Давно мне не было так тошно, как сейчас. Впрочем, вчера было не лучше. Не сердись. Поеду с тобой в Глазго, ты будешь играть «Когда б она блудницей не была»,[6] а я – строчить про Кронка и Задека.
Анни. Я не еду в Глазго.
Генри. А я говорю – едешь!
Анни. А я говорю – нет! Будем заниматься пьесой Броуди. Я так хочу. Я! Понимаешь – я! Или это тоже не важно? Генри?
Пауза.
Значит, отказываешься? Ну да, ты у нас такой разборчивый, привередливый… Что ж, слушай свою утонченную музыку, расти духовно. (Включает стоящий на столе Генри крошечный радиоприемник. Негромко звучит поп-музыка. Анни направляется к двери.)
Генри (в отчаянии). Да зачем, зачем тебе этот Броуди? Влюбилась, что ли?
Она оборачивается, смотрит; он понимает, что совершил ошибку.
Считай, что я ничего не говорил…
Анни. Поздно. (Выходит.)
Сцена шестая
Анни и Билли.
Анни сидит в движущемся поезде, у окна, увлеченно читает книгу. Появляется Билли, останавливается, смотрит на нее. Анни его не замечает. В руках у Билли большая сумка на молнии, говорит он с шотландским акцентом.
Билли. Простите, это место не занято?
Анни (едва поднимает глаза). Нет.
Билли садится рядом с ней или напротив, ставит сумку. Смотрит на Анни.
Билли. Фашисты у власти, а поезда все равно опаздывают.
Анни взглядывает на него и, вскрикнув, отшатывается.
Анни. Боже, как ты меня напугал! (Смотрит на него с радостным удивлением.) Балда.
Билли говорит нормально, без акцента.
Билли. Здравствуй.
Анни. Я не знала, что ты тоже едешь.
Билли. Еду… Как жизнь?
Анни. Не жалуюсь. Ты, значит, прочел?
Билли. Пьесу Броуди? Прочел.
Анни. И что скажешь?
Билли. Писать не умеет.
Короткая пауза.
Анни. Я знаю. Но мне показалось – роль для тебя.
Билли. Да, сделать можно. Ты-то сама будешь играть?
Анни. Надеюсь. Пьесу, конечно, надо доработать… Спасибо, что прочел.
Билли. Ничего, что я подсел? Не помешаю?
Анни. Ничуть.
Билли. Разговаривать со мной необязательно.
Анни. Да перестань, все нормально.
Билли. Как себя чувствуешь?
Анни. Мне страшно. Мне всегда страшно. Каждый раз думаю: уж теперь все поймут, какая из меня актриса.
Билли. Тогда пусть лучше в Глазго поймут, чем дома.
Анни. Еще кто-нибудь с нами едет?
Билли. Нет, сударыня, мы одни в целом поезде…
Анни. Я имею в виду, из наших, актеров.
Билли. Не знаю. Многие летят.
Анни. А я решила на поезде.
Билли. И я – потому что ты.
Анни (встречает его взгляд). Билли…
Билли. А что ты подумала, когда увидела меня?
Анни. Когда, сейчас?
Билли. Нет, в первый раз.
Анни. Подумала: «Боже, как он юн!»
Билли (с шотландским, акцентом). «Но в душе я – старик».
Анни. Ну ладно, ладно…
Билли. Это мне должно быть страшно. Ты-то отлично играешь.
Анни. А мне как-то не нравится.
Билли. Зато мне нравится.
Анни. Я тебя старше.
Билли. Это не важно.
Анни. Намного старше. Скорее на мать похожа, чем на сестру.
Билли. Ничего – все равно выходит кровосмешение. И потом – мне всегда нравились зрелые женщины.
Анни. Знаешь, Билли, хватит за мной волочиться…
Билли. Почему же?
Анни. Потому что бесполезно. Послушаешься?
Билли. Нет. Это очень плохо?
Пауза.
Анни. Ты знал, что я еду этим поездом?
Билли (кивает). Видел, как садилась. Подумал, что найду тебя, когда тронемся.
Анни. Долго же ты думал.
Билли. Пришлось дождаться, пока контролер пройдет. У меня билет не в первый класс…
Анни. А что будешь делать, если контролер заглянет сюда?
Билли. Скажу, что ты моя маменька. А ты-то как в первый класс попала?
Анни. Села, и все. У меня тоже билет другой.
Билли. Слушай, а как ты относишься к классовой системе?
Анни. В поездах или вообще?
Билли. Вообще. Знаешь: «По жизни – первым классом!..»
Анни. Никакой системы нет. Люди сами жмутся к себе подобным. Объединять может самое разное: религия, работа, учеба. Образуются группы, большие и маленькие, переплетаются, смешиваются… Обвинять тут некого, это явление общекультурное, классы и система ни при чем. Ничего этого на самом деле нет – только наша мысль.
Билли. Гениально, черт побери! Люди жизнь кладут в борьбе против классовой системы, а ты ее не сходя с места уничтожила.
Анни. Видишь ли…
Билли. Но принять твою правоту можно лишь сидя в купе первого класса.
Анни. Я…
Билли. Где ты это вычитала? Неужели сама придумала? По-моему, Броуди – и то лучше. Как будто чушь несет, но чувствуется, что прав. А ты как будто правильно говоришь, но ясно, что – чушь!
Анни. Отчего ж ты тогда в его пьесе играть отказываешься?
Билли. А я не отказываюсь. Я – как ты.
Анни. Значит, только из-за меня? Не стоит.
Билли. А ему что, не все равно?
Анни. И потом, ты сказал, что он не умеет писать.
Билли. Не умеет писать так, как пишет твой муж. Но ведь твой муж – знаменитость.
Анни. Иронизируешь?
Билли. Вовсе нет. «Карточный домик» – сильная пьеса.
Анни. Генри был бы счастлив это услышать.
Пауза.
Билли. На что ты злишься?
Анни. Ты просто дитя. Пора бы знать, что нельзя высмеивать мужей, когда хочешь понравиться их женам. Учти на будущее.
Билли.
Анни.
Билли.
Анни.
Известная трагикомедия Тома Стоппарда – парафраз шекспировского «Гамлета», вернее, «Гамлет», вывернутый наизнанку. Мы видим хрестоматийный сюжет глазами двух второстепенных персонажей – приятелей Гамлета по университету Розенкранца и Гильденстерна. Их позвали, чтобы они по-дружески выведали у Гамлета причину его меланхолии. Они выполняют это поручение, потом соглашаются следить за Гамлетом и незаметно для себя становятся шпионами, потом – тюремщиками Гамлета, а потом погибают в результате сложной интриги, в которой они – лишь случайные жертвы.
Творчество англичанина Тома Стоппарда – создателя знаменитых пьес «Розенкранц и Гильденстерн мертвы», «Настоящий инспектор Хаунд», «Травести», «Аркадия», а также сценариев фильмов «Ватель», «Влюбленный Шекспир», «Бразилия», «Империя Солнца» и многих-многих других – едва ли нуждается в дополнительном представлении. Искусный мастер парадоксов, великолепный интерпретатор классики, интеллектуальный виртуоз, способный и склонный пародировать и травестировать реальность, Стоппард приобрел мировую известность и признан одним из значительных и интереснейших авторов современности.В настоящем издании вниманию читателей впервые предлагаются на русском языке пьесы «Индийская тушь» и «Изобретение любви», написанные с присущим стилю Стоппарда блеском, изящностью и высокой интеллектуальной заряженностью.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Том Стоппард, несомненно, наиболее известный и популярный из современных европейских драматургов. Обладатель множества престижных литературных и драматургических премий, Стоппард в 2000 г. получил от королевы Елизаветы II британский орден «За заслуги» и стал сэром Томом. Одна только дебютная его пьеса «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» идет на тысячах театральных сцен по всему миру.Виртуозные драмы и комедии Стоппарда полны философских размышлений, увлекательных сюжетных переплетений, остроумных трюков.
...Но Телма не слушает. Она прекращает поиски, встает, подходит к своим туфлям — и на что-то наступает. Это пуля от пистолета 22-го калибра. Телма с удовлетворением поднимает ее и кидает в жестяное ведерко для мусора. Раздается звяканье...
Произведения Стоппарда, холодноватые, интеллектуальные, безупречно логичные, чаще всего строятся на одной абсурдной посылке. В пьесе «Альбертов мост» в основу сюжета положена нелепая ошибка, допущенная при расчете наиболее эффективного метода окраски моста. Небрежность дотошного инженера откровенно неправдоподобна, но это – чистая условность, повод к игре ума и слов, в которой Стоппард виртуоз.