Отравление в Уичфорде - [77]

Ответ Роджера принял форму телеграмм, посылаемых через краткие промежутки.

Первая сообщала:

Не беспокойтесь, я на верном пути больших открытий.

Через несколько часов Алек и Шейла получили вторую телеграмму:

Ожидаю потрясающих новостей.

На следующее утро:

Надежды подтвердились, события развиваются сокрушительно.

В тот же день:

О дети, ваш старший инспектор триумфатор.

И, наконец, на следующий день вечером им сообщили:

Дело закончено Алек может возвращаться домой. Остаюсь здесь еще некоторое время сугубо конфиденциально напишу позднее собираю письменные заявления сделанные под присягой привет Уильяму и Сондерсон.

А затем на целые две недели наступило сводящее с ума безмолвие. Алек уехал домой. Париж бомбардировали письма из Дорсетшира и Уичфорда с требованием сообщить новости. Сначала письма были вежливые, затем дерзкие, наконец — жалобные. Ни на одно из них Роджер не ответил ни единым словом. Дело в том, что он этих писем и не получал. Сменив гостиницу, он совершенно забыл оставить в прежней свой новый адрес, но все это выяснилось гораздо позже.

Наконец через три с лишним недели после отъезда Роджера в Париж и всего за десять дней до начала суда над миссис Бентли Алек получил пространное, отпечатанное на машинке "Заключение", а вскоре и письмо. Оно пришло с первой утренней почтой, и Алек весь завтрак потратил на то, чтобы его прочесть, время от времени проси Барбару передать ему мармелад и машинально поглощая пищу.

Вы помните, что наше повествование началось вот так же, со сцены завтрака, и мы заканчиваем его точно гак же, сценой завтрака в доме Алека, представив на суд читателя письмо Роджера. Вот оно:

Дорогие Алек и Шейла (я посылаю, дети мои, это письмо вам обоим, чтобы не перепечатывать его дважды). Знаю, что вы оба проклинаете меня самыми последними словами ад то, что я держал вас во мраке неизвестности все это время, но я не мог иначе, так как был занят в высшей степени деликатными и конфиденциальными переговорами с поверенными, адвокатами и прочими юристами, а также с такими важными людьми, как главный советник по уголовным делам и министр внутренних дел (представьте себе красочную картину, как Роджер вползает в кабинет последнего на четвереньках и целует министерские ботинки — то еще зрелище!). В связи с этим с меня было взято клятвенное обещание хранить переговоры в тайне, пока дело окончательно не прояснится. Теперь этот день настал, и я могу наконец отчитаться.

Прилагаю копию "Заключения", которое я написал в Париже. Другие копии я разослал: а) поверенному миссис Бентли, b) директору Бюро по расследованию уголовных преступлении и с) в соответствии с обещанием — Бергойну из "Дейли курьер".

В "Заключении" обо всем рассказано в логической, последовательной форме и о большей части событий вам известно. Поэтому данное письмо имеет целью показать, в назидательных целях, в чем мы были правы, в чем ошибались и что мне удалось под конец узнать в Париже.

Прежде всего должен отметить: мы были совершенно правы в главном предположении, что миссис Бентли не преступница. А ошибались мы с самого начала, в бездумном согласии со всеми окружающими, в том, что было совершено убийство. В конце концов мы отказались от этого мнения, но все равно ошиблись, решив потом, что имеем дело с самоубийством и попыткой Бентли затянуть тем самым петлю на шее жены. Констатирую эту ошибку с сожалением, так как очень убедительно обосновал такую мысль (не говоря уж о моем таланте все объяснять), да и сама идея была необыкновенно оригинальной. Однако необходимо честно признать: великолепное здание, воздвигнутое вашим старшим инспектором, не имело фактически никакого фундамента, точно так же, как и первоначальная теория, лелеемая полицией, над которой мы так плодотворно иронизировали.

Переходя прямо к сущности дела, скажу: существовало только одно вероятное объяснение причины смерти Бентли, которое ни разу не пришло никому из нас в голову, что, впрочем, вряд ли удивительно. Мы рассуждали о том, что его могли убить, мы заигрывали с мыслью о смерти из-за несчастного случая, мы воздвигали стройное, хорошенькое зданьице на предположении о самоубийстве, но мы ни разу, ни на минуту не предположили, что он мог умереть от естественных причин. А в этом и состоит разгадка этой таинственной истории. Мистер Джон Бентли, дети мои, почил естественной смертью.

Рассказывая об этом, я, как вы понимаете, поставил телегу впереди лошади, познакомив вас сразу со своими выводами, но не рассказав прежде о своих открытиях, позволивших прийти к данным выводам. А эти открытия, точнее открытие, так как к нему свелась вся информация, которую мне удалось раздобыть, заключаются в одном-единственном факте: Бентли был, так сказать, "наркоман" по части мышьяка! Вот где загвоздка! Вот в чем суть события. Этим объясняется то, что в его теле нашли количество мышьяка, превышающее смертельную дозу (другого человека такая доза убила бы на месте, ни для Бентли она была как бы закуской перед обедом), чему способствовало наличие мышьяка в лекарствах и так далее, и то, что он сам постоянно покупал мышьяк. Эту привычку, как я установил, укрепило и его постоянное употребление тонизирующих средств, содержащих мышьяк. Да, я огорчен тем, что разочаровал вас: тайна имеет такую обыкновенную разгадку, и нет здесь замешанного в деле бессердечного преступника, и не состоялось внушительное судебное заседание, которое вынесло бы смертный приговор, однако правда есть правда. Реальная жизнь часто преподносит нам подобные разочарования.