В какой–то момент она отшвырнула в сторону свои неудобные туфли и заскользила по полу босиком, закручиваясь, извиваясь, захлёбываясь от ритма.
Казалось, сгорала…
Всю ночь Аля дрожала от озноба. Что–то бормотала во сне. Андрей прислушался — услышал про снег. Он сгрёб Альку в охапку и навалился сверху. Представил, что через сердце впускает в грудь свою энергию, пока от жары жена не промокла. Потом из ложечки поил чаем, чтобы лучше согрелась. Шампанское было слишком холодным…
На рассвете Аля ушла.
Ушла тихо, спокойно, с улыбкой на счастливом лице.
Выбрала момент, когда Андрей провалился в зыбкий сон от усталости и выпустил на мгновение маленькую ладошку — от себя оторвал.
Он потом долго не мог простить себе, что уснул той ночью.
Не уснул бы — все было бы иначе…
Утром бы снова пришла медсестра и, улыбаясь, сделала бы Але укол.
А потом они стали бы собираться домой: отпуск закончился.
Впереди их ждала долгая дорога в заснеженную Москву. Новый виток марафона.
Служащие отеля и отдыхающие вышли бы их проводить.
Андрей вскрыл бы шампанское.
Проворный официант торопливо принёс бы фужеры.
Прощаясь, они чокнулись бы искрящей жидкостью с престарелой парочкой:
— За здоровье…
— За любовь…
Сидя в такси, Аля вдруг всхлипнет.
— Что, малыш?
— Отвратительный отпуск! — потрёт глаза и часто–часто заморгает от обиды. — Три недели на океане, а любовью не занимались! Ты так меня и не захотел!
— Алька! — Во весь голос захохочет Андрей, запрокинув голову. — Ты… Нет, ты прелесть! — Порывисто схватит мокрую от слез руку. — Я просто… я… Видимо, не готов, что ты так стремительно… оживаешь!
«Навсегда расстаёмся с тобой, дружок.
Нарисуй на бумажке простой кружок. —
Это буду я: ничего внутри.
Посмотри на него — и потом сотри».*
___________________________________________________________________
* И Бродский «То не муза воды набирает в рот»
