Отправляемся в полдень - [18]

***

…и является свет.

Яркий, предельно-белый. Закрываю глаза ладонями, зажмуриваюсь, но он протекает сквозь пальцы, залезает под веки, выжигает зрачки. К счастью, скоро под тело подныривает нечто мягкое и проваливаюсь в это нечто. И… лечу вверх, как на батуте. Удаётся упасть на более-менее гладкое. Лишь тогда вздыхаю и открываю глаза.

Сижу на мягком и ослепительно белом. Над головой – синева, такая, что голова кругом. Яркая и чистая, как детская мечта.

А передо мной – круглое, красное, очень пушистое, с длинными ушами. Чёрные бусины смотрят, не мигая. Мой кролик. Своеобразный. Ну и я не Алиса.

– Привет, – говорю ему.

– Привет, – отвечают за спиной.

Оборачиваюсь и замираю.

Вот этот – настоящий, такой, какими я и привыкла представлять их в моём мире: юный, красивый, серебристо-белые волосы по плечам, взгляд голубой и невинный. Одет в светлое в пол. Над головой нимб.

Всё по канону.

– Значит, я всё-таки умерла?

Он улыбается, садится рядом.

– Нет, пока нет.

Голос добрый, приятный. Любые вести, сказанные таким, будут благими.

– Обнадёживает.

И откидываюсь назад, в пух облака. Теперь-то понимаю, что это оно, раз рядом сидит настоящий ангел.

– Они зовут меня Великим Охранителем.

Он без труда и зазрения совести читает меня.

– Надо же! Я представляла тебя страшнее и старше.

– Фантазёрка! – не ругается он. – Не ошибся в тебе.

– Стало быть, тебя благодарить, что не в бездне?

– А то! – слегка самодовольно, склонив голову набок. – Я немного подкорректировал твой полёт.

– Ну это же ты сам меня в бездну отправил?

– Отправил. Проверял. И ты первая, кто падая, просил о других. До тебя таких двоедушцев не было.

– Остальные улетели в Бездну?

– Да. И туда, откуда пришли. Ты верно угадала: Бездна – кротовина. Кстати, это моё недавнее изобретение. Ангелы, видишь, к нему ещё не привыкли. Как тебе?

– Изобретательно, – улыбаюсь я. – Так значит, были и другие. Как же они попадали сюда?

– В твоём мире этот мир, – он поводит тонкой ладонью, – книга. Она сама ищет себя героев. Выбирает, проверяет на прочность, отвергает. Ты подошла и твоя подруга тоже.

– Значит, Маша… Эта авария… Всё не просто так? Её тоже выбрали? Но зачем?

Он лишь пожимает плечами, подпирает подбородок рукой и уставляется в безмятежную лазурь.

Я не злюсь: разливы синевы, белизна облаков и скачущие вокруг алые кролики успокаивают меня.

– Это прыгуны, – Великий Охранитель снова отвечает на не произнесённое. – Любопытные ещё невоплотившиеся души. Чтобы им родиться там, нужно умереть здесь. Во, этому пора.

Он хватает ближайшего и выкручивает, как тряпку. Прыгун не издаёт и звука. У него нет рта, только глаза – выпученные, чёрные. Они взрываются. А прыгун проливается на облако клубничным соком – во всяком случае, пахнет так же.

Облако моментально, как губка, впитывает жидкость и снова безупречно белое.

– Слышишь? – Великий Охранитель поднимает палец вверх. По прекрасному лицу растекается блаженство. – Теперь кричит! Потому что родился.

Я не слышу, но верю, и становится хорошо.

– Что ты охраняешь и от кого?

– Понятное дело – мой мир. От всяких прочих авторов, которые так и норовят присочинить к нему что-то своё. Портят, искажают.

– Поэтому интердикты?

– Ага, с ними веселее. Я, знаешь ли, скучаю тут. А смотришь на них, – он показывает перевёрнутым большим пальцем вниз, как в Колизее – убей! – Караешь, милуешь. Хоть какое-то развлечение.

– Хорошенькое развлечение – играть людьми!

– Вы в своём мире тоже делаете это, когда призываете мой.

На моё недоумение отвечает снисходительно.

– Ваши авторы. На них не действуют мои интердикты. У них нет лицензии. Но они призывают миры. Кажется, у вас это называется творчеством, вдохновением. Но на самом деле авторы только подслушивают, то, что происходит в Призванных мирах. Подглядывают за их героями. И начинают с ними играть. Корёжа и извращая. Недавно мой мир тоже призвали.

– То есть, – кажется, мысль уловила верно, – в нашем мире кто-то начал писать книгу о твоём?

– Верно. И почти погубил его. Всё, что я смог, чтобы остановить автора, – затащить его сюда. Но это прорвало Охранный пузырь. И сюда стали попадать двоедушцы. Потом я понял: мир сам ищет того, кто его спасёт. Но двоедушцы были слабы. Рыдали, рвались домой. Туда я их и выпроваживал. Но ты… ты удивила меня. И ты спасёшь!

– Ничего себе! А ты уверен, что я похожа на спасительницу миров?

– Конечно, ты ведь сильфида.

– Это что ещё?

– Мы называем вас – дыхание мира. А если так, если он тобой дышит, значит, в тебе и спасение. На заре миров, когда я только стал Охранителем, небо пророчествовало о тебе. Мы ждали тебя.

– Но ведь полчаса назад я была двоедушицей, грешницей, достойной смерти? – напоминаю.

– Ты и сейчас она. И сильфида. Должна помочь.

– Но как? – От перспектив делается дурно, почти не могу дышать. Слова выходят, царапая гортань.

Он пожимает плечами и становится печальным, но говорит, тем не менее уверено:

– Ты должна переписать историю. Вернуть её к прежнему состоянию. И тогда вернёшься сама, в свой мир.

– Боюсь тебя разочаровать, но я не умею писать истории, – развожу руками.

– Умеешь. Написала же про котёнка.

Вздыхаю. Вот упрямец.