Отпечатки - [126]
— Итак. Ты поговорил с ней, да? С Уной? О том, что ты чувствуешь?
— Нет. Вообще-то нет. Не поговорил.
Да уж, подумал Пол: я так и думал. Потому как я поговорил. И лучше тебе, Майк, не знать, чё она говорит. О боже, о боже, о боже…
— По-моему, она вообще-то больше не со мной, — несчастно продолжал Майк. — Боже. Я никогда… никогда не думал даже, что услышу, как такое говорю. А в постели, знаешь, — о господи, прости, Пол, — прости. Я не должен говорить тебе — переваливать это на тебя, но… я не буду, понимаешь, вдаваться в детали и так далее, но у нас с Уной, ну — у нас были свои маленькие, знаешь, — ритуалы, скажем так. Своего рода маленькие — игры, в которые нам нравилось играть. Уверен, ты — ну, понимаешь. Ладно. А сейчас, ну — ничего. Ни хрена. Наверное, это потому, что она чувствует — она, Уна, должна чувствовать, что я — опустошен. Сегодня ночью — Иисусе, я спал один на софе — ну, знаешь, на этой нашей софе, — и у меня была моя любимая фантазия… мне так неловко все это говорить, Пол, но… ну, ты знаешь Фрэнки? Да? Фрэнки, которая с Джоном? Ну конечно ты знаешь — конечно. О чем я только думаю. Ну так вот, ладно, короче, я… я типа, представлял, что она — одна из сестер Эндрюс: ну, знаешь, американская форма и все такое. Юбка-карандаш. Китель. Маленькая шляпка. Это всегда меня заводит, честно говоря. И. Ночью. Ничего. Вообще ничего. Ни хрена. Опустошен. Я опустошен, понимаешь. Я абсолютно, абсолютно пуст…
Гм, подумал Пол: да ты не только с Уной не говорил, старина, ты и с Джейми парой слов не перекинулся. Говорят, если снять с нее американскую форму, тебя ждет большой сюрприз, сынок. И, судя по твоему виду, он тебя окончательно добьет, кореш. Да. На случай, если кому интересно, как так получилось, что Джейми, типа, проболтался — ну, думаю, он знал. Что мне будет интересно. Мы с Джейми неплохо друг друга понимаем (мне так кажется). Но возвращаясь к тому, что говорит Майк, ну — я ж говорю, если вспомнить, чего Уна мне понарассказывала, бедняга, я так прикидываю, не сильно ошибается.
Я как раз вернулся от своего приятеля, знаете, — у него своя автомастерская на Майл-Энд-роуд. Сказал мне, мол, да — он починит «алвис» старого Джон-Джона, нет проблем — мигом станет как новенький, вот что он мне сказал. Потому как Джейми, господи боже мой, — он разнервничался будь здоров (аж на месте подскакивал). «Он просто с ума сойдет! — орал он. — Джон вернется, увидит это — он просто рехнется, и будет прав!» Я сказал ему, расслабься, сынок: я знаю пацана одного, ясно? Дело в шляпе, кореш. И не спрашивайте меня, как он вообще, старина Джейми, умудрился повредить тачку, потому как насчет этого он молчит как рыба. Ладно — пофиг. Приятель сказал, ему нужно два дня (максимум три) — а я говорю, вот и прекрасно, потому как с Джон-Джоном вышло так, что он сейчас отдыхает в одном модном месте по дороге в Суррей, вернется в пятницу — это мне Фрэнки сказала. Хотя с ним все хорошо — он выкарабкался, наш Джон-Джон. Говорю вам — он еще нас всех переживет, старый хрен.
Итак. Короче, я только вернулся, да? И думал себе, мм — пойду-ка на кухню, может. Бочка сготовит нам чего-нибудь съедобного — потому как я умирал с голоду, чесслово. Крошки во рту не было после шоколадных хлопьев на завтрак. Да. Ну ладно, я шел себе, да, и внезапно на меня налетела Уна, вся в растрепанных чувствах, мол, поедем, Пол, — пожалуйста, Пол, — мне надо поговорить с кем-нибудь: хватает меня за руки, а глаза огромные, как колпаки колеса (это небось потому, что я как раз видел эти самые колпаки на стенке у кореша в конторе). Да, ну лады тогда, Уна, говорю, — не суетись под клиентом, подруга: твой дядя Поли здесь, верно? А? Давай, завари чайку, крошка, и выкладывай. Хорошо? Вот и славно. Я дело говорю, сама знаешь.
Ну вот, она бренчит посудой на кухоньке, потом тащит чашки и блюдца (Клэрис Клифф, кстати, я подумал, что их бы лучше поберечь, но смолчал). Я как раз протирал чашку носовым платком, когда она вернулась с чайником и всем, что, типа, положено.
— О. Да. Извини, Пол, — извини. Я не — ну, понимаешь. Не стирала пыль в последнее время, ничего. — Она обвела рукой импровизированную гостиную. — Здесь так много всего… всякого мусора.
— От грязи еще никто не умирал. Присядь, любовь моя, и колись, в чем дело. Майка нету? Да?
— Майка? Нет. Не знаю, где он. Я так думаю, должно быть, в подвале — распростерся на могильной плите и выплакивает свое проклятущее сердце. Я просто не выношу, каким он — стал, Пол. Только гляну на него — и он меня бесит. Такой тихий все время и виноватый — вылитая овца. Я думаю, поэтому-то я на него и обрушилась. Он просто напрашивался на побои.
— Ну-ну… — сказал Пол, иронически разглядывая свой несъедобный чай (она его вскипятила, вот что она сделала — и где молоко и сахар, а? О чем она вообще думала?) — Ему пришлось много вынести, а? В смысле, да, — не хватай меня за горло, Уна, любовь моя: нам всем пришлось, всем — да-да, я в курсе. Но Майк, ну — он это принял особенно близко к сердцу, да? Это не его вина.
